Осип Мандельштам: ворованный воздух. Биография

В уже цитировавшемся нами письме Сергея Рудакова к жене от 24 мая 1935 года приводится следующая его развернутая реплика, обращенная к поэту: «…Кончен цикл открытых политических стихов. Теперь вы – вольноотпущенник и не должны, а вольны. Последние вещи живут отдельно, а это сейчас самое главное» [864]. Далее, может быть, не без хвастовства, описана реакция Мандельштама на рудаковские слова: «Он счастлив, поняв это»[865].

Действительно, почти все вещи Мандельштама, писавшиеся в декабре 1936 года, то есть в начале его второго воронежского периода, в отличие от большинства мандельштамовских стихотворений 1935 года, «живут отдельно» от политической злободневности, вне газетного контекста (при этом, если судить хотя бы по уже цитировавшемуся письму Мандельштама к Николаю Тихонову от 31 декабря 1936 года, поэт отнюдь не утратил интереса к текущим политическим событиям: «Вам, делегату VIII съезда (я слышал по радио Ваше прекрасное мужественное приветствие съезду), я сообщаю…» и так далее (IV: 174)).

Конечно, мы можем предположить, что, например, в финальных строках одного из вариантов стихотворения Мандельштама «Ночь. Дорога. Сон первичный…», находившегося в работе с 23 по 27 декабря 1936 года, отразились газетные сообщения о смерти Николая Островского[866], в чьем романе «Как закалялась сталь», как и в мандельштамовском стихотворении, описана:

В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков[867]

.

А ритмический рисунок и образность этого и еще целого ряда стихотворений декабря 1936 года, возможно, были подсказаны Мандельштаму тем отрывком из поэмы Аделины Адалис «Киров», который был напечатан на первой странице «Литературной газеты» 30 апреля 1935 года[868].

Сравним:

Напишу я, братья, книгу
Про колхозную зарю, –
Ленинградскому обкому
В красной папке подарю!

А. Адалис

Трудодень страны знакомой
Я запомнил навсегда:
Воробьевского райкома
Не забуду никогда!

О. Мандельштам

Однако газетные подтексты и злободневный фон оказываются для процитированного и других стихотворений Мандельштама декабря 1936 года периферийными, то есть лишенными решающей объяснительной силы.

Это справедливо уже в отношении начального стихотворения второго воронежского периода, датированного 6–9 декабря 1936 года[869]:

Из-за домов, из-за лесов,
Длинней товарных поездов –
Гуди за власть ночных трудов,
Садко заводов и садов.

Гуди, старик, дыши сладко́,

Как новгородский гость Садко
Под синим морем глубоко, –
Гуди протяжно в глубь веков,
Гудок советских городов[870].

Газетный фон у приведенного мандельштамовского стихотворения такой: 5 декабря 1936 года на том самом чрезвычайном VIII съезде Советов, о котором Мандельштам упоминал в письме к Н. Тихонову, был утвержден текст новой Конституции Советского Союза. 6 декабря вся страна с воодушевлением отмечала это событие, о чем красноречиво свидетельствуют заголовки газетных подборок: «Великий день народного ликования»[871], «Всенародное ликование»[872], «Великий день. 90 000 трудящихся на улицах Воронежа»[873] и многие другие.

Первостепенно важная роль в ритуале принятия и празднования сталинской Конституции была отведена звуковой составляющей, что подметил, в частности, Всеволод Вишневский в своем экспрессивном «правдинском» репортаже «Чудесное расположение духа»: «Из тумана, сквозь туман – со всех сторон шли звуковые и возбуждающие нервные волны и токи»[874]. В этой звуковой составляющей были отчетливо различимы и заводские гудки – символ пролетарского приветствия новой Конституции. Приведем здесь только два примера, выбранные почти наудачу из воронежской «Коммуны»: «Заводской гудок. Рабочие, стахановцы, инженеры и техники 2-го механического цеха воронежского завода им. Сталина спешат на митинг, посвященный докладу товарища Сталина» о проекте новой Конституции[875]; «Гудок возвестил об окончании работы. Ворота цехов Острожского завода им. Тельмана распахнулись, и сотни людей – рабочие, работницы, инженеры, техники, конторщицы, пробираясь между пахнущих свежей краской вагонов, вереницей потянулись к клубу, потоком влились в его просторный и нарядный зал»[876].