Оскал дракона

Олаф был одет в красное и голубое, на каждом запястье — массивные серебряные браслеты, и еще кое-что — на шее красовалась гривна ярла с драконьими головами на концах. На поясе — меч, искусно выкованный для его роста, ножны украшены змеиной кожей и бронзовым набалдашником. За эти три года он прошел длинный путь, с тех пор как я освободил его от рабского ошейника, — он сидел на цепи, прикованный к нужнику в логове нашего врага — Клеркона.

Я сказал ему это, и он улыбнулся широкой улыбкой, затем непринужденно ответил, что, хотя и считает себя конунгом, но еще не поднялся так высоко как я, — ярл легендарного Обетного Братства. Чем и показал, что быстро научился льстивым манерам и позолоченным словам при дворе князя Владимира.

— Прекрасный корабль, — добавил я, пока его команда, все в кольчугах, шумно спорила, рассаживаясь у очага.

Он буквально раздулся от гордости.

— Я назвал его «Короткий змей», — объявил он. — Тридцать весел с каждого борта и еще есть место для дополнительной команды.

— «Короткий змей»? — спросил я, и он посмотрел на меня очень серьезно.

— Однажды у меня будет корабль гораздо больше этого, — ответил он. — И я назову его «Длинным змеем», и это будет самый лучший драккар из всех.

— В таком случае, Гестеринг тоже подвергнется «страндхоггу»? — просил я сухо, ибо известия о деяниях этого мальчика уже разнеслись по всей Балтике — он нападал и быстро уходил, это и был «страндхогг», морской набег, и он занимался этим круглый год.

Воронья Кость только усмехнулся и покачал головой, так что серебряные кольца в его косах зазвенели. Теперь я увидел, что это вовсе не кольца, а монеты с пробитыми отверстиями, и он усмехнулся еще шире, когда увидел, на что я обратил внимание. Он пошарил в своем кошеле и достал еще одну монету, на этот раз целую, и закрутив, бросил мне, я поймал ее в кулак.

— Я взял эту монету и еще много подобных ей у купцов, направляющихся в Киев, — Воронья Кость произнес это, все еще ухмыляясь. — Мы душим торговлю, которой живет Ярополк, а скоро придушим и его самого.

Я посмотрел на нее — мне потребовался лишь один взгляд — серебряная монета отличной чеканки, редкая даже для меня, знающего многие монеты, ходившие на Балтике. Это была недавно отчеканенная византийская монета, которую называли «милиарисий», серебра в ней было меньше по сравнению с такими же, более старыми монетами, отчеканенными в Константинополе или в Миклагарде — Великом городе. Монеты Вороньей Кости, заплетенные в концах его кос — золотые «номизмы» — семьдесят две таких составляли римский фунт, на этих монетах я увидел голову императора Никифора Фоки, значит, они отчеканены недавно и весят на четверть легче прежних.

Я рассказал все это, возвращая ему монету, и он опять усмехнулся, выразив восхищение моими знаниями. Он тоже хорошо разбирался в монетах — поначалу попал на монетный двор в Новгороде, а затем, получив корабль и команду от князя Владимира Новгородского, разорял морскими набегами побережье Балтики, помогая своему другу Владимиру в борьбе с братьями — Ярополком и Олегом. Это еще не переросло в открытую войну между тремя братьями, но это был лишь вопрос времени, поскольку торговые пути в их земли из-за постоянных набегов приходили в упадок.

Набеги, а также недостаток серебра с востока, из которого отчеканили облегченные монеты Вороньей Кости, делало торговые пути невыгодными, если только не плыть в Великий город по рекам и порогам. Пока мы разговаривали, Торгунна и рабыни расставляли блюда и разносили эль, Воронья Кость добродушно улыбался, словно маленький беззаботный волчонок, каким он и был.

Подле его локтя появилась тень, и я повернулся к воину, облаченному в кольчугу и русский шлем с плюмажем из конского хвоста, в ответ тот мрачно уставился на меня, его лицо было неподвижным, словно высечено из камня.

— Алеша Буслаев, — с ухмылкой представил его Воронья Кость. — Мой лучший воин.

Скорее всего, человек Владимира, подумал я, Алеша приставлен к нему пятнадцатилетним Новгородским князем как сторожевой пес, чтобы защищать того и наблюдать за собратом по оружию. Они напоминали маленьких задиристых щенов — Князь Владимир и Олаф Воронья Кость, и глядя на них, я чувствовал себя старым.

Зал был переполнен, этим вечером мы праздновали прибытие Вороньей Кости и его команды, подавали жаркое из конины, поросенка, эль, и слава Асам за то, что Гестеринг все еще был свободен от учения Христа: мои люди веровали в наших северных богов, и я по-прежнему оставался ярлом викингов — несмотря на все мои усилия это изменить. Еще я сказал Вороньей Кости, что Белый Христос проникает всюду, и из-за этого приходит в упадок торговля лошадьми, поскольку христиане не устраивают поединков между жеребцами, не приносят их в жертву и не употребляют в пищу конину.

— Давай отправимся в набег? — произнес он, наверное, считая, что застал меня врасплох этим предложением и опять ухмыльнулся. — Я и забыл, — тебе не нужно больше следовать за носовой фигурой, ведь ты владеешь серебром, которое добыл из могилы той лунной ночью.