Оскал смерти

Пару дней спустя прибыло наше зимнее обмундирование… Каждой роте причиталось всего по четыре шинели с теплой меховой подкладкой и по четыре пары подбитых изнутри войлоком ботинок. Четыре «комплекта» зимнего обмундирования каждой роте! Шестнадцать шинелей и шестнадцать пар зимних ботинок на весь батальон численностью восемьсот человек! В довершение ко всему эта скудная поставка совпала с внезапным и резким похолоданием до минус двадцати двух градусов.

До нас стали доходить сведения о том, что вопрос об обеспечении зимним обмундированием частей, непосредственно наступающих на Москву, больше вообще не входит в общий план снабжения. Так, кое-что, да и то чисто случайно. В штабы корпусов и армий поступало все больше и больше рапортов с вполне разумной рекомендацией отложить наступление на Москву армией, имеющей лишь летнюю форму одежды, а вместо этого обратить большее внимание на подготовку зимних позиций. Некоторые из этих рапортов были отправлены штабом Группы армий «Центр» прямиком в ставку Гитлера, но оттуда на это так и не поступило ни одного ответа или хотя бы подтверждения получения этих рапортов. Звучал лишь один настойчивый приказ: «Атаковать!» И наши солдаты атаковали…

На юге пал Ростов, а на нашем участке фронта стальное кольцо вокруг Москвы сжалось еще на немного. Однако в дежурной комнате нашего штаба ни у кого не было ни малейших сомнений по поводу того, что трогательные масштабы поставок нам зимнего обмундирования могут означать только одно — что нам прикажут окопаться здесь на всю зиму.

— Там ведь не дураки сидят, в ставке фюрера, — услышал я однажды мнение по этому поводу одного дежурного унтер-офицера. — Если бы нам не предстояло окапываться — они послали бы нам больше зимней одежды. Вполне логично.

Унтер-офицер Штефани, являвшийся общепризнанным «мозгом» в нашей дежурке, снял однажды со стены карту России и отчетливо обвел кружочками самые важные занятые нами города, которые, по его мнению, должны были составить главные центры поддержки головных подразделений, расположенные непосредственно позади нашей зимней линии фронта: Таганрог, Сталино, Харьков, Орел, Вязьма, Ржев, Калинин, Старая Русса и Нарва. В течение всех зимних месяцев, сказал он, через эти города будет обеспечиваться снабжение всей линии фронта. Затем он взял красный карандаш и последовательно соединил все эти кружочки четкой толстой линией, а вдоль этой линии аккуратно подписал: «Зимние позиции — 1941/42».

К несчастью, «знатоки» из нашей дежурки оказались не лучшими провидцами, чем и все мы. Не ошиблись они лишь в одном: шестнадцать пар ботинок и шестнадцать шинелей так и остались единственным дошедшим до нас зимним обмундированием.

На несколько последующих дней только было установилась немного более теплая погода, как сразу же последовала и «компенсация» в виде сильного снегопада, в результате которого все окрестности оказались покрытыми сугробами в метр глубиной. На нашем участке фронта не происходило ничего особенного, за исключением разве что ежедневных, но совершенно беспорядочных и неприцельных постреливаний артиллерии красных. Даже нашу замечательную 88-миллиметровую пушку от нас и то забрали.

Однако далеко в тылу от нас кое-что все-таки происходило: почти каждый день обнаруживали себя отряды русских парашютистов-диверсантов — в тридцати, в восьмидесяти и даже в ста шестидесяти километрах позади нас. В результате проведенных расследований и допросов гражданских жителей выяснилось, что помимо диверсионно-десантных отрядов красные систематически забрасывали к нам в тыл еще и молодых фанатичных коммунистов, которые рекрутировали местных жителей, беглых уголовников и прячущихся красноармейских диверсантов и различными посулами формировали из них банды настоящих головорезов, которых мы называли гориллами. Эти банды являли собой очевидную и печальную иллюстрацию того, что мы так и не снискали слишком больших симпатий среди русского гражданского населения. Если бы мы, например, просто упраздняли колхозы и по справедливости распределяли землю между крестьянами, то тогда была бы надежда на то, что сейчас они выдавали бы нам вожаков этих горилл. Вместо этого следом за нами в Россию вошли колонны Розенберга в коричневых рубашках. Вошли с конкретной задачей — стать новыми политическими хозяевами. Они явились не для того, чтобы даровать свободу, но для того, чтобы подавлять и господствовать. Система колхозов уцелела, только теперь над ними властвовали не красные, а коричневые.

В один прекрасный день на стол дежурной комнаты штаба нашего батальона лег лист бумаги с приказом из штаба дивизии, гласившим: «3-му батальону 18-го пехотного полка приказывается немедленно выделить одну роту в целях противодействия активности диверсионно-десантных отрядов противника, действующих в наших тыловых областях. Рота должна быть полностью экипирована и готова к немедленному покиданию боевого порядка в составе батальона. Предполагается, что вышеозначенные операции займут от шести до восьми недель».