Оскал смерти

Явно гораздо более высокие заработные платы в промышленном производстве по сравнению с сельским хозяйством способствовали ощутимому притоку деревенских жителей в города, однако постоянного жилья для этих пришлых рабочих там не строили. Вместо него возводили роскошные Дворцы культуры, спорта и прочие не менее великолепные дворцы для государственных учреждений, а также, конечно, больницы, школы и университеты — и все это для того, чтобы поскорее преодолеть ту пропасть, которая отделяла большевиков от западноевропейской цивилизации.

— Все вокруг принадлежит нам, но при этом мы не имеем никаких личных свобод. Государство защищает и заботится о нас, однако мы живем в постоянном ужасе перед возможными репрессиями. Мы стали могущественной нацией и в то же самое время — отчаянно бедной страной. Я и сам настолько беден, что имею только то, что вы видите вокруг, да и то должен быть за это благодарен.

На этом старый пан закончил свой не слишком жизнерадостный монолог. На прощание в знак благодарности и уважения он подарил мне свою старинную икону.

* * *

Первые три недели сентября промелькнули в неспешной умиротворенной монотонности бабьего лета. Но вот 22 сентября мы получили приказ оставить наши оборонительные укрепления около озера Щучье и переместиться на уже подготовленные позиции возле Ректы, в шестнадцати километрах к юго-востоку от города Белый. Это место должно было стать нашим отправным пунктом в наступлении на Москву. Для того чтобы скрыть от врага нашу передислокацию, мы делали переходы только под покровом ночной тьмы, и 26 сентября добрались наконец до наших новых позиций. На месте мы обнаружили хорошо подготовленную систему траншей и значительное количество блиндажей, которые должны были надежно защищать нас от артиллерийского огня. Вскоре русские и на практике дали нам понять, для чего именно предназначены эти железобетонные укрытия. Их орудия палили по нам с каким-то сосредоточенным неистовством, но дня за три мы привыкли даже к этому и чувствовали себя в наших блиндажах почти как дома.

Работы для нас теперь было предостаточно. Наступление было назначено на 2 октября и, как нам сказали, должно было закончиться уже в Москве, в трехстах с лишним километров от того места, где мы сейчас находились. Как и у Полоцка, нашему 3-му батальону предстояло оказаться в первой волне нашего наступления. Мы должны были прорвать линию обороны русских и проложить таким образом путь 1-й бронетанковой дивизии.

Кагенек, Больски и я сидели перед блиндажом и изучали сделанную с разведывательного самолета фотографию русских позиций, которые должны были атаковать ранним утром следующего дня. Они были умело замаскированы, но мы все равно могли разглядеть на снимке проволочные заграждения и разветвленную систему глубоких траншей и окопов.

— А за всем этим, — объяснял нам Кагенек, — примерно в пяти с половиной километрах русские выстроили деревянный мост километра в три длиной прямо над болотистой топкой местностью, расположенной между нами и Белым. У меня есть подозрение, что для постройки этого моста они разобрали по бревнышку несколько своих деревень. Вот смотрите, нескольких деревень, обозначенных на карте, в действительности, оказывается, больше не существует — они просто куда-то бесследно исчезли. А ведь это к тому же, дополнительно осложнит нам завтра ориентирование на местности. В любом случае, когда мы прорвем первую линию обороны русских, нам придется идти на этот мост. Русские сделали его для того, чтобы не совершать большой объездной путь при постройке своих оборонительных сооружений. Для нас он должен стать ключевой целью нашей атаки. Может, они и устроили для нас ловушку, но мы должны захватить этот мост неповрежденным. Как я уже сказал, он имеет около трех километров в длину. Оказавшись на нем, нам придется прорываться по нему и дальше, до самого конца, поскольку сойти с него некуда — кругом болотистые топи. Когда мы оставим их вместе с мостом позади, можно будет считать, что главные наши трудности на этом закончились.

К нам, размахивая огромным плакатом, бежал Штольц.

— Смотрите! — кричал он. — Личное обращение фюрера! О нас все-таки не забыли!

— Давайте посмотрим, — предложил Кагенек.

Глаза Больски засияли.

— Личное обращение самого фюрера! — экстатически воскликнул он. — Вот здорово!

Он почти выхватил плакат из рук Штольца, развернул его, встал поудобнее и принялся громко и с выражением зачитывать текст обращения вслух. Это было почти все равно что слушать речь самого Гитлера.