Оскар и Розовая Дама и другие истории (сборник)

– Врожденный порок сердца, умственная неполноценность – поэтому твоя мать не смогла научиться грамоте, а еще характерные черты: большой лоб, округлые щеки, широкий рот, такие больные похожи на эльфов или на ангелов. Последствия сказываются на поведении: такие больные ведут себя очень мило, чересчур мило, они невероятно радостны и притягательны. Отсюда их оптимизм.

– Разве оптимизм – это болезнь?

– Нет. Болезнь в том, что он чрезмерен. Избыток превращается в патологию. У твоей матери именно такой случай. Она ничего не может поделать с этим. Никто не может. Это болезнь.

– Значит, это нормально, что она не может быть нормальной?

– Именно так.

– Значит, нормально, что я считаю, что это аномалия?

– Именно так.

– Тогда, выходит, это нормально, что ее поведение ненормально, и нормально, что я не выношу этого?

– Именно так.

– Следовательно, что бы ненормального ни было и с той и с другой стороны, для нас обоих это нормально?

– Да, Джун. Все это объяснимо.

– Какое облегчение! То есть если она любезно ведет себя с первым встречным, то это не оттого, что она меня не любит?

– Она любит тебя, это несомненно, любит больше, чем кого бы то ни было. Она ведь просила присмотреть за тобой?!

– Да!

Я рассмеялся:

– Сёминцу! Я вешу девяносто пять кило, но никогда еще не чувствовал такой легкости!

– Спасибо, Джун.

– За что?

– Спасибо, что позволил мне наверстать упущенное за годы безразличия. Я, слишком увлеченный делами школы, оборвал родственные связи. Я довольствовался тем, что побывал на свадьбе твоих родителей, – любопытные личности, яркие, дополняющие друг друга: он замкнутый, она открытая и щедрая, потом я отдалился от них. Благодаря тебе я вновь занял место в нашей семье. Если ты не против, Джун, давай после обеда вместе навестим ее.

Я кивнул, я был безумно рад.

– Пойдем, дядя Сёминцу, мы оба отправимся к ней и обнимем ее. Но прежде я должен кое-что сделать.

Я выбежал из конюшни Сёминцу, поймал на улице такси, первое такси в моей жизни, – элегантный жемчужно-серый автомобиль с подлокотниками и сиденьями, затянутыми белой кружевной тканью.

Шофер в безупречных перчатках доставил меня по указанному адресу, мне даже не пришлось звонить в дверь, так как девушка сидела в шезлонге на веранде под навесом и читала роман.

Я подошел к Рейко и, глядя прямо в глаза, указал на ее плоский животик, трепетавший от удивления:

– По-моему, в тебе скрыта толстушка.

Десять детей, которых никогда не было у госпожи Минг

Китай – это скорее тайна, а не страна.

Госпожа Минг, узкоглазая, с отливающими синевой черными волосами, сидя с прямой спиной на своем табурете, однажды бросила мне, заезжему европейцу:

– Все мы от природы рождаемся братьями, а образование делает нас разными.

Она была права… Китай, несмотря на то что я изъездил его вдоль и поперек, ускользал от меня. С каждым моим путешествием его земли расширялись, его история улетучивалась, я терял ориентиры, не обретая новых. Независимо от успехов в освоении кантонского диалекта, несмотря на чтение, вопреки тому, что я множил торговые соглашения с его жителями, Китай отступал – по мере того как я приближался. Словно горизонт.

– Чем жаловаться на темноту, лучше зажечь свет, – заявила госпожа Минг.

Как? Кого выбрать, чтобы обшарить эти загадочные земли? Какую заарканить жертву? У Китая столько лиц, сколько рыбешек в Средиземном море.

– Планету населяет миллиард китайцев и пять миллиардов иностранцев, – пробормотала госпожа Минг, не отрываясь от своего рукоделия.

Пластмассовый коричневый радиоприемник – пережиток эпохи маоизма – делал голоса гнусавыми, словно диктор захлебывается соплями. Госпожа Минг повторяла высказывания журналиста – аса статистики и вылизывания задов. «Миллиард китайцев…» В тот момент я не уловил, что ее смущает: что китайцев так много или так мало…

По рождению принадлежа к арифметическому народу, некогда изобретшему калькулятор, эта дама имела свои счеты с цифрами. На первый взгляд, мало что отличало ее от других пятидесятилетних; однако всем известно: первый взгляд ничего не значит.

Круглое румяное лицо, заметные морщинки на коже, мелкие, как зернышки, зубы – госпожа Минг была точно спелое, если не перезрелое, яблоко, славный фрукт, еще не иссохший. И такая худая, что ее тело напоминало гибкую ветку. Когда она говорила, становилось понятно, что эта ягодка с кислинкой, а не сладкая, потому что госпожа Минг в разговоре цедила едкие фразы, которые жалили мозг собеседников.

Здесь, в провинции Гуандун, госпожа Минг восседала на своем треножнике в расположенных в подвале «Гранд-отеля» благоухающих жасмином туалетах, где среди белых керамических плиток и под ослепительным неоновым светом в ее обязанности дамы-пипи входило следить за их чистотой.