Оскар и Розовая Дама и другие истории

– Ты еще помнишь Библию, злодей? Ничего себе!..

Точь-в-точь как прежде, мы с Руди разнимся во всем. И точно так же, как прежде, любим друг друга. Мы можем спорить и ругаться до хрипоты, а потом, обнявшись, пожелать друг другу спокойной ночи. Всякий раз, как я приезжаю к нему, на его палестинскую ферму, или он приезжает ко мне в Бельгию, мы сцепляемся по поводу Израиля. Я хоть и поддерживаю это молодое государство, но отнюдь не всегда одобряю его действия, в отличие от Руди, который оправдывает и с горячностью отстаивает любые порывы израильского режима, даже самые воинственные.

– В конце концов, Руди, любить Израиль вовсе не означает одобрять все решения Израиля! С палестинцами надо заключать мир. У них столько же прав жить здесь, сколько и у тебя. Это и их земля тоже. И они жили здесь еще до создания Израильского государства. Вся история преследований нашего народа должна была подвигнуть нас обратиться к ним именно с теми словами, которых мы сами ждали от других на протяжении стольких веков!

– Да, но наша безопасность…

– Мир, Руди, мир – это то, к чему нас учил стремиться отец Понс.

– Не будь наивен, Жозеф. Иногда лучшим способом добиться мира является война.

– Не согласен! Чем больше ненависти накапливается между двумя сторонами, тем менее возможным становится мир.

За разговором, по дороге к масличной роще, нам пришлось проехать мимо палестинского дома, только что разрушенного гусеницами танка. Разбросанные вещи валялись в пыли, столбы которой еще поднимались к небу. Две стайки ребятишек яростно дрались посреди развалин.

Я попросил Руди остановить джип.

– Что тут произошло?

– Наши репрессии в ответ на вчерашний теракт палестинского смертника. Погибло три человека. Пришлось реагировать.

Не отвечая на его слова, я вылез из машины и пошел по обломкам.

Еврейские и палестинские мальчишки швыряли друг в друга камнями. Промахнувшись, один из них схватил толстую палку, бросился на ближайшего из противников и ударил его. Ответные меры не заставили себя ждать. Через несколько мгновений мальчишки из обоих кланов уже вовсю лупили друг друга обломками досок.

Я с воплем ринулся к ним.

Испугались ли они? Или просто воспользовались подвернувшейся возможностью прекратить драку? Так или иначе, они тотчас разбежались в разные стороны.

Руди не спеша, степенно приблизился ко мне.

Наклонившись, я заметил на земле предметы, которые потеряли драчуны. Я подобрал еврейскую ермолку и палестинский головной платок. Затем сунул ермолку в правый карман брюк, а платок – в левый.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил Руди.

– Начинаю собирать коллекцию.

Борец сумо, который никак не мог потолстеть

Я был худым, долговязым, тощим, но Сёминцу, проходя мимо, каждый раз восклицал:

– По-моему, в тебе скрыт толстяк!

Вот засада! В фас я выглядел как сушеная селедка на спичечном каркасе; в профиль… в профиль меня вообще не было видно, я, похоже, был задуман плоским, а не трехмерным; как рисунку, мне недоставало рельефа.

– По-моему, в тебе скрыт толстяк.

Сперва я не возражал ему, поскольку относился к самому себе с недоверием: нередко мне казалось, что люди оскорбляют меня – словами, жестами, выражением лица, затем, сообразив, что это не так, я трактовал их отношение предвзято, можно сказать надуманно. Кажется, паранойя – это разновидность повторяющегося заблуждения. Да, в придачу к аллергии у меня еще и паранойя.

«Джун, успокойся, зачем себя терзать, – пожурил я себя. – Этот кривоногий старик не мог сказать такое».

Стоит ли уточнять, что когда я в третий раз увидел направляющегося ко мне Сёминцу, то навострил уши, подобно тому как телохранитель напружинивает ноги, готовясь поразить цель: чтобы не пропустить ни слова, ни слога, я был готов перехватить даже ворчливое хмыканье, адресованное мне этим седовласым стариканом.

– По-моему, в тебе скрыт толстяк.

– Да пошел ты! – ответил я.

На этот раз я все отлично расслышал.

Он же, напротив, вроде как пропустил мой ответ мимо ушей: улыбнувшись, он продолжил прогулку, будто я не отреагировал на его слова.

Назавтра, замедлив шаг, он воскликнул с таким выражением, будто это только что пришло ему в голову:

– По-моему, в тебе скрыт толстяк!

– У тебя что, разжижение мозгов или как?

Но и это не помогло. Черт, всякий раз он заводил ту же шарманку:

– По-моему, в тебе скрыт толстяк.

– Лечиться надо!

С этих пор я каждое утро отвечал ему, в зависимости от степени раздражения, одним из следующих вариантов: «Протри очки, дедок, не то врежешься в стену», «В психушку попадают и за меньшее», что означало: «Не доставай меня, а то придется проглотить уцелевшие зубы!»