Оскар Уайльд, или Правда масок

Летние каникулы застали Оскара в Дублине, где на него буквально навалились материальные проблемы. Пытаясь вырваться из этих пут, он на несколько дней уехал погостить к родителям Фрэнка Майлза в Ноттингемшир, где попал в окружение сразу четырех очаровательных девушек. «Мое сердце не выдерживает чувства восхищения, которое я испытываю ко всем четверым сразу, причем до такой степени, что это становится вредным для здоровья, так что на этой неделе я возвращаюсь в Дублин»[71]. Отец Фрэнка Майлза был дружен с кардиналом Ньюменом, кардиналом Мэннингом, Пьюзи, со всеми тогдашними столпами католической веры. Встречаясь с ними, Уайльд вновь чувствовал у себя пробуждение католических наклонностей и в письме своему верному Уорду писал, что для пущего их укрепления собирается съездить в Рим: «Сам не знаю, что и думать. Хотелось бы, чтобы и вы поехали в Рим вместе со мной и помогли мне во всем разобраться. Мне страшно ехать одному. Я никогда толком не понимал, насколько близко англиканская церковь подошла к тому, чтобы объединиться с Римом. Ведь до обнародования Непорочного Зачатия Пьюзи, Лиддон[72] и другие всячески стремились подписать договор о примирении и объединении с католиками, а теперь вдруг резко обратились к греческой православной церкви. Мне кажется, это сон; так странно видеть, что они предпочитают Деву Марию, зачавшую во грехе»[73].

Оскар вернулся в Дублин 20 июля 1876 года и снова оказался в родительском доме на Меррион-сквер. Однако религиозные метания не оставляли его, о чем свидетельствуют строки из очередного письма Уорду: «Удивительно, как ты не видишь красоты и неизбежности воплощения Бога в человека ради того, чтобы мы смогли удержать за подол Бесконечность»[74]. «Дублинский университетский журнал» и «Ежемесячное католическое ревю» опубликовали три стихотворения Оскара Уайльда: «San Miniato», в котором он воспевает культ «Непорочной Девы Марии, Всемилостивой Царицы», «Ради музыки» и «Арона», в которых ожили воспоминания поэта о поразивших его итальянских пейзажах.

Вместе с Фрэнком Майлзом они уехали на несколько дней в Мойтуру порыбачить, пострелять куропаток и поухаживать за девушками, среди которых оказалась и Флорри Болкомб[75]; ее считают первой возлюбленной Оскара Уайльда. Его также нередко можно было застать у преподобного Махэйффи, который проводил свой летний отпуск в маленьком домике, расположенном у моря на берегу Дублинского залива. Здесь Оскар правил черновики книги Махэйффи о нравах греческого общества, размышляя о двусмысленности отношений двух студентов, которых однажды случайно застал вдвоем в театральной ложе. По всей видимости, Оскар уделил особое внимание этому происшествию, о котором он и написал все тому же постоянному адресату: «Вы единственный человек, с которым я могу этим поделиться, поскольку обладаете философским складом ума, только прошу: никому ни слова, вы ведь добрый малый. От этого ни нам, ни им лучше не будет»[76]. Читая рукописи о нравах Древней Греции, наблюдая обнаженные тела юношей, загоравших на берегу реки Червелл, Уайльд задумывался о существовании своеобразных отношений между молодыми людьми, с которыми был знаком. И именно тогда он влюбился в необычайно красивую юную ирландку Флоренс Болкомб, которая представлялась ему совершенно недоступной.

Вместе с Фрэнком Майлзом Оскар уехал в Коннемару, чтобы поработать над рецензией на книгу Джона Саймонса[77] «Исследования греческой поэзии». Столь тесные отношения с Майлзом вызывали удивление у Хардинга и Уорда, которые с некоторым оттенком ревности вынуждены были признать, что Фрэнк и Оскар стали неразлучными друзьями. В Дублине, Лондоне — они постоянно были вместе, на обедах и в театре, среди художников и артистов. Они аплодировали Генри Ирвингу в «Макбете», Нелли Бромли в постановке Майлхака и Алеви, встречались с Эллен Терри и Лилли Лэнгтри, их принимали как в художественных мастерских, так и в светских салонах, где их вполне невинные отношения встречали лишь улыбку.

По возвращении в Дублин Оскара ожидали проблемы, связанные с вступлением в наследство отца, и заботы по обеспечению будущего матери. Тем более что помощи от брата Уилли ждать не приходилось, ибо хотя он и стал с недавних пор журналистом в Лондоне, чаще всего его видели за столиком в «Кафе Рояль» перед неизменной бутылкой коньяка, вечно грязного и неопрятно одетого, этим он очень напоминал отца.