Оскар Уайльд, или Правда масок

Джимми был не в силах смолчать: «О, истина! Я покорен и уничтожен и признаю, что наш Оскар наконец-то обрел оригинальность. Изнемогающий и великолепный в своей агонии, на этот раз он, безусловно, обошелся без заимствований у живущих ныне авторов и выступает исключительно под собственным флагом. Ну как мне устоять под ударами его праведного гнева и безапелляционных обвинений! Мне, увы! — необразованной и невоспитанной личности, чьи досужие разглагольствования недостойны его внимания! И все же, несмотря на всю отчаянность моего положения, я позволю себе заметить, что именно меня, нахального, злобного и глупого, он прочит в свои учителя»[314]. И вновь газетные страницы пестрят высказываниями двух антагонистов, давая обильную пищу для разговоров в клубах на Сент-Джеймс-стрит и за кулисами столичных театров.

На фоне столь мощной рекламы «Блэквуд Эдинбург мэгэзин» опубликовал в июле «Портрет г-на У. Х.», который явился попыткой разгадать секрет сонетов Шекспира. Уайльд всерьез взялся доказать, что юный актер Уилли Хьюз, исполнитель женских ролей в пьесах Шекспира, был адресатом этих сонетов, то есть любовником Шекспира! Соблазнительная теория подкреплялась ловко подобранными доказательствами; какой же дерзостью надо было обладать автору, который сам обладал в этом смысле отнюдь не кристальной репутацией, чтобы осмелиться обратить внимание читателей викторианской Англии на двусмысленность отношений молодых актеров елизаветинских времен! Оскар Уайльд тем не менее не утратил осторожности, опубликовав неполную редакцию своего произведения. Он намеренно сделал акцент на художественной линии, на отношении актера к своей роли, и лишь затем на взаимоотношениях актеров между собой.

Осенью того же года Уайльд закончил работу над текстом, окончательная версия которого будет опубликована намного позднее, в 1893 году, когда он достигнет кульминации в своем эпатажном отношении к обществу. Эти добавленные пассажи являют собой откровенную апологию гомосексуализма, страстной любви к молодости и красоте, бессознательных рефлексов, которые Уайльд открыл задолго до Фрейда; он предвосхитил тему созидательной силы памяти, которая через тридцать лет стала центральной темой всего цикла Марселя Пруста «В поисках утраченного времени»[315]. Не он ли напишет: «Глубокая дружба, связавшая нас, была в действительности узами брака, брака искренних душ»[316]. И не эти ли слова стали предзнаменованием будущих страстей, которые привели Оскара Уайльда к худшей степени разврата: «Мы вдруг начинаем отдавать себе отчет в том, что охвачены страстями, о которых никогда не задумывались, мыслями, которые страшат, удовольствиями, чей секрет остается для нас загадкой, болью, похищенной у наших слез»[317]. Уайльд писал Роберту Россу: «Теперь, когда миру открылась тайна Уилли Хьюза, нам нужна уже другая тайна»[318]. Фрэнк Харрис совершенно справедливо утверждал, что эта публикация лишь оживила разговоры о том, что все и так подозревали: «Он опубликовал текст, который причинил ему больше вреда, чем пользы, так как содержал намеки, подтверждающие и без того странные слухи о его личной жизни. Дело в том, что он согласился с общепризнанным в ту эпоху мнением о специфической нравственности Шекспира… „Портрет г-на У. X.“ сослужил Оскару Уайльду самую плохую службу. Это произведение впервые дало в руки его врагов оружие, которого им так недоставало и которым они не замедлили воспользоваться самым настойчивым образом и без малейших угрызений совести, злорадствуя в своей ненависти». Сам же Уайльд пока ничего не замечал, кроме того, что этот скандал еще добавил ему известности. «Покуда люди судачили о нем, — пишет Фрэнк Харрис, — его нисколько не заботило, что именно они говорили, а они, безусловно, без конца говорили о том, о чем он писал»[319].

Осенью 1889 года Уайльда начала преследовать налоговая инспекция, и он составил полный юмора документ, предназначенный для инспектора: «Мне бы очень хотелось, чтобы ваши предупреждения о необходимости выполнения долговых обязательств не были столь тревожными и не содержали бы столько угроз. Штраф в пятьдесят фунтов звучит как напоминание о средневековых пытках»[320]. Домовладельцу, пришедшему требовать плату за жилье, Уайльд ответствовал: «Да, конечно, но я так плохо здесь сплю».

Неожиданно к его заботам добавилась еще одна, на этот раз более личного свойства: речь идет о знаменитом Кливлендском скандале, более известном как «дело маленьких телеграфистов». Некоторое время назад они уже заставили говорить о себе, когда двое из них предстали перед судом по обвинению в краже писем с чеками в конвертах.