Оскар Уайльд, или Правда масок

Существует множество свидетельств, подтверждающих, что в оригинале «Саломея» действительно была написана по-французски, — прежде всего поэта-символиста 90-х годов прошлого столетия Адольфа Ретге: «Ко мне обратились с просьбой удалить наиболее явные англицизмы… Я сделал несколько пометок на полях текста, а также настоял, чтобы Уайльд убрал слишком длинное перечисление драгоценностей в одной из реплик Ирода. Меррилл, со своей стороны, предложил ему несколько редакционных поправок. Затем рукопись оказалась в руках у Пьера Луиса, который тоже внес изменения в некоторые фразы. Именно этот текст и попал в печать»[379].

В свою очередь Меррилл вспоминал об этом так: «Я хочу, кстати, подтвердить то, что рассказывает Ретте по поводу написания „Саломеи“. Как-то Оскар Уайльд вручил мне свою драму, которая была написана им очень быстро, на одном дыхании и по-французски, попросив при этом исправить явные ошибки. Не думайте, что было очень просто заставить Уайльда согласиться со всеми моими исправлениями. Он писал на французском языке так же, как и говорил, то есть очень образно, однако эта образность, столь пикантная во время беседы, могла произвести со сцены довольно жалкое впечатление… Однако я довольно быстро убедился, что наш добрый Уайльд не питал особого доверия к моему вкусу, и порекомендовал ему обратиться к Ретге, который и продолжил редакционно-корректурную работу, начатую мной. Но вскоре Уайльд пришел к тому, что начал остерегаться Ретте так же, как и меня, и в конечном счете последнюю шлифовку текста „Саломеи“ осуществил Пьер Луис»[380].

И наконец, Уилфрид Блант так писал в своем дневнике 27 октября 1891 года: «Я обедал вместе с ним [с Джорджем Керзоном], Оскаром Уайльдом и Уилли Пилом, и Оскар рассказал нам по этому случаю, что работал над пьесой на французском языке, которая предназначалась для того, чтобы быть сыгранной для французского зрителя. Он поделился своими далеко идущими планами стать членом Французской Академии. Мы пообещали прийти на премьеру вместе с Джорджем Керзоном — к тому времени уже премьер-министром»[381].

Так же как Сару Бернар, «Саломею» Оскара Уайльда можно назвать принцессой декаданса. С тех пор как Гюстав Моро показал ее, прекрасную и сверкающую драгоценностями, сначала в «Явлении» в 1876 году, а затем в 1878 году в картине «Саломея в саду», этот образ стал навязчивой идеей в литературе 90-х годов XIX века.

В Евангелии от Марка говорится, что Ирод заточил в тюрьму Иоанна Крестителя за то, что тот ставил ему в упрек женитьбу на вдове собственного брата Иродиаде, которая замыслила погубить пророка. Ирод же почитал его за святого. Когда Саломея танцевала для него на празднике по случаю дня его рождения, он сказал ей: «Проси у меня, чего хочешь, и я дам тебе».

По настоянию матери Саломея попросила у него голову пророка, которую ей и принесли и которую она передала матери. Позднее «ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе»[382].

Оскар Уайльд сделал Саломею центральным персонажем драмы, а «танцу семи покрывал» придал эротический, чувственный и экстатический характер. Его перо превратило ее в страстную, чувственную женщину, которая испытывала к Иоанну Крестителю физическое влечение, оказавшееся сильнее смерти, которую она преодолела, запечатлев поцелуй на губах отрубленной головы. Символизируя собой борьбу добра и зла, Саломея Уайльда является также примером противостояния языческого сознания и зарождающейся христианской мысли. Уайльд прекрасно знал о существовании всех предыдущих Саломей, однако, написав свою пьесу на французском языке, сумел при помощи частых повторов создать атмосферу суеверного ужаса и показать тем самым странную, навязчивую идею смерти, которой одержимы действующие лица и которая бродит вокруг, выбирая, на ком ей остановить свой выбор. «Общее впечатление, которое оставляет „Саломея“, оригинально и необычно… зритель отчетливо видит перст судьбы, простирающийся надо всеми действующими лицами и их поступками, и это судьба не по Метерлинку, а по Эсхиллу»[383].

Глава IV. ВСТРЕЧА С ДОРИАНОМ ГРЕЕМ

У меня возникло странное ощущение, будто мне навстречу шла моя судьба, неся изысканные радости и изысканную боль.