Осколки

— Сережа отца переполошил неделю назад, позвонил, спросил есть ли у Геры костюм. Ворчал, что нужно обязательно купить, а то в чем он будет сына женить.

Наверное, я слишком явно побледнела, если Татьяна Викторовна вдруг прикрыла рот ладонью и почти прошептала:

— Вы не знали?

— Нет. Сережа не успел.

— Простите, Саша. Может быть он так шутил, конечно, но… Я видела какой он приезжал последний раз, как по телефону, видимо с вами, разговаривал — у него взгляд сразу другой становился, — женщина помолчала и продолжила, — Знаете, Саша, мне ведь совсем не с кем о Сереже поговорить. Гера закрылся как всегда, ему проще все в себе пережить, а я так не могу. Когда Настюши не стало мы с Серёжей разговаривали, а сейчас мне даже поделится не с кем.

Мне стало ее искренне жаль. До этого я ее жалела как-то дежурно, потому что нужно, потому что это не чужие Сергею люди. А теперь я поняла, что даже ее невысказанные обвинения в начале продиктованы только страхом за любимого сына и болью. А ещё одиночеством.

— Татьяна Викторовна, — я достала блокнот и быстро нацарапала свой номер, — если вам нужно будет поговорить с кем-то о Сереже, вы звоните.

— Спасибо, Саша, — она сложила листок и аккуратно убрала его в сумку, — я обязательно позвоню. Вы нас тоже в курсе держите.

— Ещё один момент. Я знаю, что Сережа вам финансово помогал. Скажите, сколько, я буду переводить.

— Не стоит, — Татьяна Викторовна улыбнулась, — мы не все тратили, кое-что скопили.

— Я просто хочу, чтоб все было как он привык, когда Сережа очнется. Врачи прочат реабилитацию, а я думаю, что в привычном мире ему будет легче.

— Если все действительно так, как вы говорите, то Сереже очень повезло. Я пойду проверю, как там Гера, что-то он задержался.

* * *

День дался мне большой кровью. В Лешкину квартиру я почти ввалилась, присела на пуфик в прихожей и не нашла сил встать.

Если бы Сережкины родители были другими, мне было бы легче? Очень вряд ли.

— Вернулась, — в прихожую прихромал Лешка, — ужинать будешь?

— Тогда приготовь, да? — сил оторвать голову от такого удобного шкафа не было.

— Я зверь что ли? Я доставку заказал. Через пятнадцать минут привезут.

— Спасибо, Леш.

— Они совсем упыри?

— Кто? Родители? Нет, ты что. Просто они сейчас потерянные и им больно.

— Ты всех можешь понять, Шурка. А они тебя поняли?

— Не знаю. Да и не важно. Хватит, Леш.

— Если хватит, то вставай. Я тебя не подниму, я инвалид.

— Это временно. Ты быстро затянулся, к тебе же в мясо ноги были буквально.

— На мне как на собаке. Зубы не заговаривай.

Конечно мне пришлось встать, пойти умыться. Пока я разглядывала в зеркале свою унылую физиономию привезли ужин. Я могу поспорить что там есть греческий салат, нежно любимый мной и какая-нибудь противная жутко острая лапша, обожаемая Лешей.

Вода была ледяная, от нее ломило пальцы, но я, почему-то, не могла убрать руку из-под бьющей из крана струи.

Все-таки, хорошо, что Леха меня тормошит и заботиться, бы одна сейчас точно не смогла. С мамой мы все же сильно отдалились, хотя я это никак не хотела признать. Она переживает, конечно, хочет помочь, но у меня постоянно такое чувство, будто ей неловко или она меня стесняется. Это не вчера началось, но я этого старалась не замечать, до последнего времени.

А Лешке все равно. Он валенок и ел со мной песок одним совочком. Не умеет сочувствовать, но умеет обеспечить тылы. Чудо, а не мужик.

Я фыркнула. Ну да, четвертак, уже мужик, можно сказать.

— Шура!

— Иду.

Тяжелый длинный день и к Сергею так и не пустили. Я этого и хочу, и очень боюсь. Я никогда не видела людей в коме, вдруг он там совсем другой? Не живой. Это во всяких фильмах люди лежат под простынкой в реанимации и как будто спят, но кома ничего общего со сном не имеет, как в фильмах тут не будет. А как будет?

Я наконец закрыла кран и сняла с хромированного сушителя полотенце. Хорошо, что есть Лешка. Я не знаю, как сейчас без него бы жила.

— Я думал ты утонула там, — проворчал Леха, распаковывая пакет с контейнерами из доставки, — садись. Траву твою тебе заказал, нормально?

— Это не трава, — я вскрыла упаковку греческого салата, — там еще сыр и маслины.

— Трава, — припечатал Леха, — если что, мясо на двоих.

— Спасибо.

— Дина заезжала днем, испекла кекс, будешь? С яблоками?

— Шарлотку? Да, наверное.

— Шура? — Лешка отложил вилку, — С тобой нормально все?

— Не очень, — призналась я, — надо как-то жить дальше, а у меня сейчас даже дома нет.

— Оставайся у меня.

— Нет, Леш, спасибо. В Луговом опасно, конечно, но еще есть Сережина квартира, вряд ли его родители будут против.

— Чтоб каждый день в этой квартире на стену лезть? Ты туда даже зайти сразу не смогла.

— Лёш…

— Хватит, Шур. Оставайся, да и не вожу я никого, че ты преувеличиваешь всегда, как будто у меня не хата, а бордель?

— Почему — бордель? Просто ты гостеприимный, а я люблю тишину.

— Тишина тебя добьет. Нельзя тебе тишину.

— Андрея выписывают скоро, если что к нему переберусь, ему кто-то помогать пока должен.

— Тебе самой пока кто-то помогать должен. Шурка, ты не вывезешь.

— Вывезу. Я всегда справляюсь.