Перед Хуаной теперь расстилались возделанные поля, и растительность на них была пониже, чем кустарник, но все же чуть выше человеческого роста. Тут были в основном зерновые, но попадались участки, засаженные вьющимся арахисом и вытянувшейся вверх маниокой, да кое-где виднелись большие мясистые листья ямса. Хуана пошла по тропинке, пересекающей посадки арахиса, потом обогнула участок, засаженный маниокой, и нашла дорожку, спускающуюся с холма. Вскоре впереди открылось море. Прибрежную полосу еще заслоняли посевы, но вся необъятная морская ширь, до самого горизонта, искрилась перед Хуаной, и так близко, что, казалось, сделай лишь шаг, оттолкнись от холма — и окунешься в синюю воду. Временами посевы и высокий тростник клонило ветром, и в открывающихся просветах был виден маленький одинокий корабль, словно бы плывущий по соседнему полю. Полузабытая иллюзия детства — Хуана вспомнила, как еще там, дома, вырвавшись из-под строгого материнского надзора, она торопливо бежала к морю, надеясь, что, если ей никто не помешает, она наконец-то отыщет кораблик, плывущий по зеленым волнам. Даже и сейчас, несмотря на опыт прожитых лет, эта детская надежда не совсем умерла в душе Хуаны.
Земля густо заросла травой, и Хуана потеряла дорожку, но потом нашла опять — по пролысинкам немного впереди, а затем, выйдя ко второй ферме, окончательно потеряла ее из виду. Тут низкорослые наклонные побеги маниоки едва подымались над землей, а чуть дальше виднелся окученный ямс — холмики бурой латеритной почвы были обложены светлой галькой и плитками песчаника, а ряды воткнутых в землю колышков ожидали, когда ямс подрастет и выпустит усики, чтобы тянуться вверх. Теперь Хуане приходилось спускаться боком, потому что склон был очень крутой. Песок забивался под ремешки босоножек, а потом ей и вовсе пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть попавший в босоножку камешек. На нем темнело пятнышко ее крови.
Отбросив камешек, Хуана выпрямилась и прямо перед собой увидела цветок с длинным и необычайно тонким стебельком. Цветок был желтый. Он резко выделялся на фоне сочной зелени полей. Перечеркнув открытый Хуане кругозор, малюсенькая черно-красная пташка бесшумно спланировала на желтый цветок. Хуана подумала, что он сломается или бессильно пригнется к земле — ведь он казался очень хрупким, — но, к ее удивлению, цветок лишь слегка склонился. Хуана почувствовала непреодолимое желание прикоснуться к этому двойному чуду и стала осторожно приближаться к цветку, надеясь, что птичка ее не испугается. Но не успела она сделать и несколько шагов, как птичка вспорхнула, на секунду словно бы повисла в воздухе, а потом стремительно метнулась в сторону.
Спускаться обратно к шоссе было гораздо легче. Стебли маниоки попадались все реже, а около дороги исчезли совсем, и на песчаной почве виднелись лишь камни. Съезжая с проселка, Хуана притормозила, чтобы дождаться перерыва в потоке транспорта. Пропустив машины и пересекая дорогу, она машинально посмотрела вниз и увидела свежие наносы песка, вдавленного колесами в черный асфальт; уже переехав дорогу и спускаясь к берегу, Хуана несколько раз оглянулась. Ветер с моря налетал порывами, коротко посвистывая в пальмовых кронах и наметая на дорогу барханчики песка — к середине дороги они становились все ниже и наконец, раскатившись отдельными песчинками, бессильно рассыпались у левой обочины. Вихрь от громыхающего к Теме грузовика взметнул успокоившиеся было песчинки, а потом двойные задние колеса тяжело вдавили песчинки в асфальт. Шорох листьев то нарастал, то затихал, и, когда ветер на минуту ослаб, Хуана уловила чуть слышные звуки монотонной, но страстной хоровой песни и переливчатый звон тамбурина.
Вскоре Хуана выехала к берегу и вышла из машины. Она сразу же увидела корабль, но он был очень далеко и, уходя все дальше, неумолимо уменьшался. Хуана давно уже привыкла к тому, что надежды почти никогда не сбываются. И каждая рухнувшая надежда напоминала ей о разочарованиях юности. От подобных напоминаний никуда не скроешься и, сколько ни путешествуй, спокойствия не обретешь. Если, конечно, не успокоишься на тоскливой уверенности, что изгнанник, где бы он ни оказался, несет разочарование в самом себе. Любые события, любые страны неизменно будут напоминать ему об этом.
Хуана не снимала босоножек, пока не подошла к линии прибоя, где постоянно набегающие на берег волны уплотнили и остудили раскаленный песок. Теперь пение и звуки тамбурина слышались непрерывно. Хуана пошла вдоль берега, держась у дальней кромки прибоя, так что самые длинные язычки волн распадались, не докатываясь до ее ног. Голоса певцов становились все отчетливей. Песок на несколько ярдов в ширину был истоптан множеством босых ступней, и полоса следов уходила на возвышенность, подступившую к самой воде. Поднявшись, Хуана увидела певцов и поняла, что это они оставили следы на песке.