Осколки

Месяц прошел с тех пор,
Как нас разлучила Смерть.
Удар был тяжким и горьким,
Но мы не забудем тебя,
Пока наш Господь Вседержитель
Не прикажет нам встретиться вновь.
Успокойся, Дитя,
Спи.

Скорбящие:

М-с Эфуа Онипа, дипломированный воспитатель, детский сад «Светлый путь», Аккра.

М-р Баако Онипа, бакалавр гуманитарных наук, ответственный работник, Ганская телекорпорация, Аккра.

М-р Квези Бейден, техник, компания «Алюмин-Вольта», Тема.

Глава двенадцатая Жизнь

Больничный двор окружали высокие стены. Он сидел неподалеку от палаты для особо тяжелых, откинувшись назад и упираясь локтями в землю. Подойдя к нему, Хуана невольно оглянулась и посмотрела по направлению его взгляда — там, за западной стеной, видна была только колокольня католического собора. Ей тоже пришлось сесть прямо на землю; двое больных с любопытством поглядели на них и подошли поближе. Он не пошевелился, и она испугалась, что он опять ее не узнает, и с тоской вспомнила множество прежних свиданий, когда их короткие осмысленные разговоры перемежались бездонными провалами его полнейшей пассивности, и ей вдруг страстно — до молитвенного отчаяния — захотелось, чтобы все это уже было позади, чтобы она снова могла с ним нормально разговаривать, — ей казалось, что тогда она сумела бы вернуть его к жизни.

На этот раз он заговорил первый:

— Как там Скидо?

— Скида?

— Ну, ты видела его. Он-то не похож на меня. Он вез людям полную машину земных благ — пищу, — и его не надо было убивать.

— О ком ты говоришь, Баако?

— Ты же знаешь. Я знаю, что ты знаешь. Ты пытаешься его спасти — и правильно делаешь. Но теперь тебе нечего опасаться. Я ведь друг, а его все равно уже нет. — Он улыбнулся и снова канул в бездонное молчание.

— Я опять разговаривала с твоим врачом, — сказала она.

— Он ничего.

— Он считает, что скоро тебя можно будет перевести в палату для выздоравливающих.

— Да ведь я ничего.

— Баако, попытайся рассказать, что все-таки случилось.

— Спроси у других. Они всегда правы, вот в чем дело.

— Ты про родственников, да? Я расспрашивала их, но они тоже ничего не смогли мне объяснить. Один раз, когда я пришла к ним, со мной захотела поговорить твоя бабушка. Я не поняла ее, но, кажется, она считает, что они хотели тебя убить.

— A-а, Наана. Знаешь, она назвала меня слишком торопливым. И она была права.

— Что же случилось?

— Они сказали тебе правду. Я не подумал о земных благах для них — пожадничал.

— Баако, это же я, Хуана.

— Да, тебя зовут Хуана. Ты мой друг Скидо. Тебе бы надо поостеречься. Никуда нельзя являться с пустыми руками. Это ошибка… нет, преступление.

— Ты захочешь пожить у меня, когда выйдешь отсюда?

— Да я ничего. А вот тебе надо поостеречься. Есть такой один город, где мы ни разу не были, — Бибиани.

— Однажды я была там, еще до знакомства с тобой.

— Тебе наверняка никто не говорил, что значит это название.

— Да я никогда и не думала об этом. Название как название.

— Это значит «Бееби ара ни».

— Подожди-ка. Где-то… нет — везде…

— «Это — всюду».

К ним подошла сестра с кувшином и какими-то таблетками. Баако упрямо покачал головой, но, прежде чем сестра разозлилась, Хуана взяла у нее таблетки и налила в чашку воды; сестра ушла.

— Мне рассказывали о том, как тебя сюда привезли. Здешние врачи считают, что все было сделано из рук вон плохо.

— Люди правы. Я безумец.

— Твой врач сказал, что, как только ты согласишься пройти курс лечения, он тебя выпишет. Надо, чтобы ты успокоился и начал принимать лекарства. Перестань упрямиться. Ты никого здесь не переупрямишь.

— Мне бы об этом раньше догадаться. До сумасшедшего дома.

— Так что же все-таки произошло?

— Неужели ты еще не поняла? Земные блага, только и всего. Разве можно возвращаться с пустыми руками? Кому здесь нужны идеи?

— Почему ты себя все время обвиняешь? Ты же не преступник. Тебе хотелось сделать что-то полезное. Люди вовсе не всегда правы, пойми.

— Все это гордыня. Только человек, одержимый гордыней, может пойти наперекор всеобщим желаниям.

Она задумалась, пытаясь найти веские возражения — но не смогла, потому что в глубине души и сама была не согласна с приходящими на ум доводами, все они оправдывали бегство от жизни, духовную изоляцию. Она прекрасно знала, что это гибельный путь. Но любой другой путь — особенно здесь — тоже таил в себе смертельную опасность, тоже был гибельным. Могла ли она успешно врачевать его отчаяние, если ей не удавалось победить свое? Стоило ли выводить его из одного тупика, чтобы завести в другой?..