Осколки

Я поднялся на трибуны и принялся терпеливо ждать, пока букмекеры из «Артура Робинса» – всего их было трое – закончат принимать ставки на последние две сегодняшние скачки. Наконец главный из них – тот, похожий на Элвиса Пресли, – закрыл ларек, взял сумку с деньгами и направился к выходу вместе с Розой и двумя помощниками. Я следил за ними, пока они не скрылись из виду. Насколько я мог судить, они ушли с ипподрома. Вместе эта компания стоила целого танка.

Благодаря общению с Мартином я знал, что помощники жокеев заканчивают работу, когда большинство публики с ипподрома уже разъехалось по домам. Помощник жокея – это человек, который помогает жокею быстро переодеваться между скачками. Кроме того, он следит за снаряжением жокея, чистит его седло, сапоги и так далее, чтобы к следующим скачкам все было готово. Мартин мне говорил, что один помощник обслуживает сразу нескольких жокеев, и помощники работают группой, чтобы поспеть на все ипподромы. Пока Эдди упаковывал седла, шлемы и одежду, которую предстояло выстирать, я ждал у раздевалки, надеясь, что он вскоре должен появиться.

Когда Эдди вышел на улицу и увидел меня, он сперва встревожился, потом смирился со своей судьбой.

– Что, Роза вам так ничего и не сказала?

– Не сказала, – кивнул я. – Так что не могли бы вы сами спросить ее кое о чем? Ради Мартина…

– Ну… Смотря о чем.

– Спросите ее, действительно ли на той кассете, которую Мартин отдал вам, было то, что он думал.

Эдди потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

– Вы хотите сказать, – неуверенно спросил он наконец, – что моя Роза думает, будто Мартину дали не ту кассету?

– Я думаю, что, если кассета Мартина когда-нибудь снова всплывет после всей этой неразберихи и нескольких ограблений, это будет настоящее чудо, – признался я.

Эдди обиженно заявил, что честно передал мне ту самую кассету, какую дал ему Мартин. Я сказал, что верю ему. О Розе мы больше не упоминали.

Эдди, как и весь мир скачек, читавший сегодняшние газеты, знал, что похороны Мартина назначены на четверг – при условии, что расследование, назначенное на среду, не столкнется ни с какими препятствиями. Эдди, неловко потупившись, пробормотал что-то насчет того, что мы встретимся на похоронах, и сбежал в раздевалку, на запретную территорию, куда не допускают зрителей, задающих неудобные вопросы.

Да, Роза Робинс с ее непонятной ненавистью добавила сложностей и без того запутанной истории.

Я поймал автобус, который шел с ипподрома до Бродвея, минуя по пути несколько деревень. Несмотря на то что я всю дорогу гадал, при чем тут желчная дочка Эдди Пэйна, мои выводы не отличались особенной оригинальностью. Кто-то дал какую-то кассету Мартину, Мартин передал ее Эдди, Эдди отдал мне, а у меня ее сперли по моей же собственной небрежности. Впрочем, все это я и так знал с самого начала.

Что за конфиденциальные сведения намеревался сообщить мне Мартин – так и оставалось покрыто мраком неизвестности. Впрочем, пока что это было не столь важно – и останется неважным, но только при условии, что эта тайная информация не начнет жечь мне руки или не всплывет на поверхность в самом неподходящем месте. Вдобавок, поскольку у меня не было даже намека на содержание этой информации, я не мог ни предвидеть, ни предотвратить неприятности.

Оставалось надеяться, что тайна Мартина так навсегда и останется сокрытой, и наша жизнь снова вернется в нормальную колею. Но надежда была невелика.

Я добрался до своего магазина почти в шесть. Все мои помощники были на месте: двое с энтузиазмом изготовляли пресс-папье, третий работал с покупателями. Они сказали, что звонила Бомбошка и умоляла продолжать управлять ее хозяйством, обещая взамен обеспечивать меня транспортом. Хотя бы до похорон. Транспорт, который она прислала сегодня, оказался не ее собственной машиной, а «Роллс-Ройсом» Мэриголд, что немало позабавило моих помощников.

Когда я ехал с Уортингтоном один, я всегда садился на сиденье рядом с шофером. Уортингтон каждый раз предлагал мне сесть на заднее сиденье, более удобное и престижное, но мне там было не по себе. Кроме того, по опыту нескольких предыдущих дней я знал, что, если я сяду на заднее сиденье, Уортингтон будет обращаться ко мне «сэр» и хранить почтительное молчание вместо того, чтобы отпускать краткие и не слишком почтительные замечания. Если я сидел на переднем сиденье, Мэриголд была «Мэриголд», если на заднем – «миссис Найт». Короче, когда я сидел рядом с шофером, он не стеснялся проявлять свою внутреннюю сущность.