Осколки

«Ну да, – подумал я, – бывают же люди, которые способны убить другого человека только за то, что он другого цвета кожи или принадлежит к другой религии». И все-таки трудно представить, что такое может случиться с тобой. Хотя, когда тебе разобьют часы, представить такое становится значительно легче.

Я предполагал, что Роза сообщит своему отцу, Эдди Пэйну, что я на скачках. Но она ему ничего не сказала. Мы с Уортингтоном поджидали его в засаде после последней скачки и взяли в клещи, как только он вышел из раздевалки, направляясь к своей машине.

Нельзя сказать, что Эдди нам обрадовался. Он обвел нас затравленным взглядом, точно зажатая в угол лошадь, и я сказал ему мягко и осторожно, точно испуганному животному:

– Привет, Эдди. Как дела?

– Все, что я знал, я вам уже сказал! – возопил Эдди.

Я подумал, что если закинуть блесну-другую, то, возможно, удастся выудить из него что-нибудь полезное – так сказать, форель, прячущуюся в тростниках.

И я спросил:

– Роза замужем за Норманом Оспри?

Лицо Эдди несколько прояснилось, он едва не расхохотался:

– Роза – по-прежнему Роза Пэйн, но она называет себя «Робинс», а иногда и «миссис Робинс», когда считает нужным. Но вообще-то моя Розочка мужиков на дух не переносит. Жалко, конечно, но уж такая она уродилась.

– Но при этом ей нравится ими командовать?

– Ну, она сызмальства заставляла мальчишек делать все, что она хочет.

– Вы были с ней вчера вечером? – осторожно спросил я. Но Эдди сразу понял, к чему я клоню.

– Я вас и пальцем не тронул! – поспешно ответил он. – Это был не я!

Он обвел взглядом нас с Уортингтоном, на этот раз озадаченно.

– Понимаете, – сказал он заискивающе, словно умоляя о прощении, – они не дали вам ни единого шанса. Я говорил Розе, что так нехорошо…

Он нерешительно остановился. Я с интересом уточнил:

– То есть вы хотите сказать, что вы сами были вчера в Бродвее с этими черными масками?

И едва поверил своим глазам, увидев, какое виноватое лицо у него сделалось. Очевидно, что был.

– Роза говорила, что мы вас просто попугаем, – проблеял Эдди, глядя на меня несчастными глазами. – Я пытался ее остановить, честное слово! Я и не думал, что вы сегодня сюда приедете. Стало быть, это было все-таки не так ужасно, как выглядело со стороны… И все-таки это была страшная мерзость. Я сегодня первым делом сходил исповедаться…

– Значит, там были вы с Розой, – сказал я самым невозмутимым тоном, скрывая, как я ошеломлен. – И Норман Оспри. А кто еще? Один из помощников Оспри, да?

– Нет, не они!

Эдди внезапно испугался и замолчал. С точки зрения его доченьки, он уже и так разболтал достаточно много. И даже если последний человек в черной маске действительно был одним из двоих помощников Нормана Оспри, работающих в букмекерской конторе «Артур Робинс, 1894», Эдди в этом признаваться не собирался.

Я решил закинуть новую приманку.

– А вы не знаете человека, который может добыть обезболивающее?

Мимо.

Что ж, попробуем еще раз.

– А человека с белой бородой, знакомого Мартина?

Эдди поколебался, но в конце концов отрицательно покачал головой.

– А не знаете ли вы кого-нибудь, кто носит белую бороду и похож на университетского профессора?

На это Эдди твердо ответил: «Нет». Видно было, что ему не по себе.

– Скажите, а тот пакет в оберточной бумаге, что вы отдали мне в Челтнеме, был тот же самый, что вы получили от Мартина?

– Тот самый!

На этот раз Эдди кивнул уверенно, не раздумывая.

– Тот самый. Роза была в ярости. Она сказала, что, раз уж Мартин погиб, мне следовало держаться за тот пакет обеими руками и никому про него не говорить. Надо было оставить его себе, и тогда бы не было всего этого шума.

– А Роза знала, что в нем?

– Точно знал только Мартин. Я вроде как спросил, что там, а Мартин только рассмеялся и сказал, что в нем – будущее нашей планеты. Но это он, конечно, пошутил.

Увы, в шутке Мартина, похоже, была слишком большая доля правды… Но Эд еще не закончил.

– За пару недель до Рождества, – продолжал он, – несколько жокеев переодевались, чтобы ехать домой, и обсуждали, что дарить на Рождество женам и подружкам – так, просто трепались, – и Мартин сказал, что подарит Бомбошке античное ожерелье, золотое со стеклом. Он смеялся и говорил, что надо будет попросить вас сделать копию, поновее и подешевле. Он говорил, что у вас есть видеокассета, на которой заснято, как это делается. Но он тут же передумал, потому что Бомбошка хотела новые сапоги на меху, и потом он все равно говорил по большей части о скачке короля Георга в Кемптоне на второй день Рождества и о том, сколько веса ему удастся сбросить, если отказаться от рождественской индейки. Ну, вы же знаете, он всегда беспокоился насчет своего веса, как и прочие жокеи.

– Он много с вами разговаривал, – заметил я. – Больше, чем с кем бы то ни было.

Эд возразил, что Мартин и с парнями любил поболтать. Он мог кое-что порассказать про их похождения, добавил он, подмигнув мне, как будто бы все жокеи были настоящими донжуанами. Теперь, когда мы перешли на менее скользкую тему, Эдди успокоился и снова превратился в деловитого и толкового помощника жокея, каким я привык его видеть.