Осколки

Я вернулся к своим обязанностям наставника. Гикори в конце концов удалось изваять яхту, которая могла бы поплыть, если бы была обычного размера, с пластиковым корпусом и парусом из дакрона. Он позволил себе самодовольно улыбнуться, и никто из нас не упрекнул его за это. Стеклодувное ремесло – дело тяжкое, даже для тех, кто, подобно Гикори, обладает всем необходимым для него: молодостью, ловкостью, воображением. Гикори аккуратно поставил готовую лодочку в отжигательную печь, зная, что утром я отдам готовую вещицу ему на память.

К шести мне удалось разослать всех помощников по домам. В шесть часов двадцать три минуты детектив-констебль Додд одобрила новое кресло и принялась читать описание невзгод Виктора Уолтмена Верити.

– Бедный мальчик! – сказала она.

– Раз он так ненавидит тетю Розу за то, что она донесла на его папу, – печально заметил я, – очень может быть, что и мне он ничего не скажет. Похоже, с его точки зрения, доносить – смертный грех.

– Хм…

Кэтрин снова пробежала глазами распечатку, потом весело сообщила:

– Ну, как бы то ни было, а доктора Форса мы нашли.

Она явно была очень довольна собой.

– Я искала его в нескольких университетских справочниках, и все без толку. Он не читает лекций в университетах – по крайней мере, это не основная его работа. Хочешь – верь, хочешь – нет, но он врач. Лечащий врач, с лицензией и всем прочим.

Она с довольной усмешкой протянула мне конверт.

– Один из моих коллег занимается тем, что выслеживает медиков, лишенных лицензии, но продолжающих работать. Он поискал Форса – и нашел.

– Так его лишили лицензии? – уточнил я. Я подумал, что это было бы логично, но Кэтрин покачала головой:

– Напротив. До недавних пор он работал в какой-то исследовательской лаборатории. Из-за этого найти его оказалось не так-то просто. Короче, все материалы тут, в конверте.

– И ему действительно за пятьдесят, и у него белая борода?

Кэтрин рассмеялась.

– Дата рождения тоже в конверте. Но вообще-то белая борода может и обождать.

Сейчас нам обоим казалось, что в жизни бывают дела поинтереснее, чем охотиться за какими-то таинственными докторами.

Я предложил затариться едой в ресторанчике, где торгуют блюдами навынос; Кэтрин предложила еще раз подбросить меня до дома; оба предложения были приняты. Дома было тепло: я оставил центральное отопление включенным. Кэтрин с улыбкой обошла все комнаты.

– Меня предупреждали, что ты меня бросишь, – сообщила она мимоходом.

– Ну, по крайней мере, не сразу.

Конверт со сведениями о докторе Форсе по-прежнему был при мне. Я с надеждой вскрыл его, но был разочарован: полезных фактов там оказалось чрезвычайно мало. Адам Форс, пятьдесят шесть лет и пара дюжин научных титулов.

– И что, это все? – осведомился я. Кэтрин кивнула.

– Что касается фактов – да, все. А что до слухов – о нем говорят, что это блестящий исследователь, который еще чуть ли не мальчишкой публиковал сногсшибательные труды. Насчет белой бороды моему коллеге никто ничего определенного сказать не мог. Он не встречался ни с кем, кто знает этого доктора в лицо.

– Ну, а адрес-то у этого доктора имеется? – спросил я.

– Здесь его нет. Мы воспользовались справочником «Кто есть кто», а там приводятся только те сведения, которые люди сообщают о себе сами. Если человек желает скрыть свой адрес, против его воли никто его адрес публиковать не станет.

– Очень любезно с их стороны.

– Да, но это жутко мешает работать.

Не так уж жутко на самом деле: ведь на свете существует еще и Интернет. Мы решили, что на следующее утро поищем таинственного доктора во Всемирной Паутине.

Мы поужинали тем, что захватили с собой из ресторанчика. Наелись мы быстро – отчего-то перехотелось. Я включил посильнее отопление в спальне. Объяснять, зачем я это сделал, было ни к чему – и так понятно.

Если Кэтрин когда-то и была одержима застенчивостью, она давно от этого избавилась. В постели она вела себя одновременно скромно и уверенно – пьянящее сочетание, по крайней мере для меня. Во всяком случае, оба мы знали о любви достаточно, чтобы доставить друг другу не меньше наслаждения, чем получили сами, – или, по крайней мере, чтобы насытиться ласками и задремать бок о бок.

То, что столь сильная привязанность разгорелась между нами так быстро, казалось мне ничуть не странным, а, напротив, вполне естественным. И если я теперь думал о будущем, в мои планы непременно входила Кэтрин Додд.

– Если хочешь оклеить крашеные стены пестрыми обоями – валяй! – пробормотал я.

Кэтрин рассмеялась.

– Мне нравятся эти стены – они так успокаивают! С чего бы мне вдруг их оклеивать?

Я ответил только:

– Это хорошо, – и спросил, не хочет ли она пить. Кэтрин, как и Мартин, предпочитала спиртным напиткам минералку, но в отличие от Мартина не потому, что боялась лишнего веса, а потому, что работала в полиции и ездила на мотоцикле. Еще до рассвета она отправилась домой, абсолютно трезвая, твердо держась на своих двоих колесах. Я смотрел ей вслед, пока красный стоп-сигнал ее мотоцикла не растаял в предрассветных сумерках, и от души жалел, что она не осталась со мной до утра.