Осколки

— Здравствуй, бабушка, — я поклонился ей в пол и жестом приказал Ольхе сделать то же самое. Она ответила мне вопросительным взглядом, но все же повторила за мной.

— И тебе не хворать, — бабуська оскалилась, обнажая ряд кривых желтых зубов.

Я слышал, как сглотнула от страха моя новоиспеченная помощница.

Ее лицо, морщинистое до такой степени, что в них запросто могли бы поместиться мухи, исказила гримаса насмешки и скрытой злобы. Кривоватый косой подбородок дрожал от нетерпения, а костлявые пальцы, заканчивающиеся шелушащимися острыми ногтями, нервно терли юбку.

— Чего приперлись-то в такую погоду? — скрипучим голосом спросила старушенция.

— Перлись, перлись и приперлись, — без тени улыбки ответил я и машинально потянулся к серпу. Бабка приметила это движение и с опаской стрельнула в меня взглядом, и я, мысленно чертыхнувшись, остановил руку.

— Проводник шоль?

— Ага, проводник.

— А это ученица твоя?

— В точку. Работенка есть?

Она потерла горбатый нос и оглядела луг, раскинувшийся у ее дома, а затем перевела взгляд на свой заброшенный амбар, тень от которого подобно ястребу падала прямо на нас.

— Изводят вас, изводят, а спасенья от вас все равно нет, — проворчала она, но все же кивнула. — Только в дом не пущчу, хоть брюхо свой железякой режь, и дольше дня не оставайтесь. О себе не думаешь, хоть о девчонке своей подумай, вояка.

— О большем и не прошу, — я воздержался от едких замечаний.

— М-м-м, все вы не просите. А потом один такой молодец в окно лезет, да башки своей тупой и лишается. Ну, да ладно, завелся у меня тут в сарайчике черт лысый, хоть метлой его гони, а к вечеру все равно воротится и все вверх дном ставит. Разберешься, будут тебе деньги и еды на неделю. Не разберешься — лучше проваливай подобру-поздорову, покуда кишки на пень не намотались. Усек?

— Усек, бабушка, — я взял девчонку под руку и потянул в сторону амбара. — Пойдем…

— Что?..

— Молчи. Молчи и иди. Все потом объясню.

Я поджал губы и прибавил шагу, спиной ощущая на себе пристальный взгляд бабки. Мы остановились у амбара. Я оглянулся и с улыбкой махнул рукой хозяйке дома. Та сплюнула, ругнувшись, и ушла, затворив за собой дверь.

— Итак, я была права? Она ведьма?

Я щелкнул ее по носу, стараясь не выдавать волнения. Ни к чему ей первым же делом заниматься ведьмой.

— Не глупи, какая ведьма? Ведьмы уже все давно вымерли, ты мне поверь, а это обычная старая ведунья. Ну, немного нелюдимая, немного странная и немного… спятившая.

— Я думала, они предсказывают будущее, а не угрожают намотать твои кишки на пень, — нахмурившись, пробормотала девчонка. — И вообще, разве это не одно и то же?

— Ведьмы убивают, ведуньи предсказывают будущее. Разница просто огромная, и не заметит только дурак, по ошибке сунувшийся в дом не ведуньи, а ведьмы. Поверь, исход печальный, и одними кишками тут не обойдешься. Кстати, предсказание на славу. Я прямо чувствую, как меня до костей пробирает оптимизм…

— Да? А мне страшновато.

Усмехнувшись, я ткнул ее пальцем в плечо.

— Расслабься, первое дело как-никак. Было бы, чем, отметили бы.

— Я не пью.

— Зато я — за милую душу, — я одернул затвор маленькой дверцы в сторону и толкнул боком дверь, в один миг погружаясь в полутьму амбара.

Я медленно прошел на середину и огляделся.

Все вокруг было усеяно редкой желтовато-грязной старой соломой. Несколько тюков сена валялось в дальнем углу, прикрытые тонкой серой тряпицей размером с приличный корабельный парус. Два маленький оконца сзади и спереди едва освещали помещение, а верхний ярус с перилами, к которому вела хлипкая деревянная лестница был сплошь заставлен проржавевшими насквозь инструментами.

— Отлично, — пробормотал я, наблюдая за девчонкой. — Итак, если наша старушенция вконец не впала в маразм, то мы имеем дело с проказником. Слышала когда-нибудь о таком?

Она нашла за столбом низенькую табуретку и села на нее, скидывая с ног туфли и блаженно выдыхая.

— Не-а, — пробормотала она, опершись спиной на столб и закрыв глаза.

Я хмыкнул и взял в руки свое копье, опираясь на него как на трость.

— Это такая мразь, которая творит, как ты говоришь, всякую чертовщину. Целей его никто не знает, да и навряд ли они у него есть. Проказник хочет только как можно больше подгадить людям, и на этом его благая роль в обществе заканчивается, причем он не гнушается и самыми подлыми поступками. Не тупой, но и не шибко умный. Для него все — игра, и ему плевать на всякие правила. Для него важен не результат, а сам процесс. Никакого чувства ответственности, ни капли морали и просто уйма лишнего времени.

— На тебя похож, тебе не кажется?

— Не сказал бы, — я ничуть не обиделся. — Своей формы у него нет, поэтому примеривает на себя шкуры всяких изуродованных животных.

— Мертвых, что ли?

— Да нет, просто изуродованных. Например, кто-то видел проказника в форме ходящей на задних лапах лисицы с человеческими руками и ногами, а кто-то — собаки с лицом человека. С такими тварями ни в чем нельзя быть уверенным.

— М-м-м, — она распустила волосы. — Дай угадаю, и убивать ты его собираешься железом.