"В моей голове живет шумный драмтеатр, который любит смеяться надо мной. Сейчас в нем каждую секунду разыгрываются десятки сцен, где я прощаюсь со своим любимым. Иногда жестоко, иногда трогательно и романтично, иногда... иногда... А он всегда молчит... ему достается странная роль, где не надо слов. Он молчит и смотрит на меня, не пряча взгляда... а в жизни он не может смотреть мне в глаза.
Драмтеатр смеется надо мной. Ведь я вовсе не хочу прощаться, а тем более - с проклятьями и словами, которые ранят больнее меча... Я люблю его и все еще жду от него того же.
Драмтеатр смеется надо мной... смеется, говоря: "Он предаст тебя!", измысляя тысячи случаев, как.
Я знаю, что это ложь. Но не могу не видеть своего внутреннего театра - ведь он в моей голове, а значит, бесполезно закрывать глаза..."
В моей голове тоже есть такой театр. И сейчас его излюбленная тема - как я ухожу из жизни. Я прощаюсь тысячи раз. Я ухожу как герой, как самоубийца, как жертва несчастного случая... Но всегда я говорю что-то на прощание. Бывает, я проклинаю кого-то, бывает, желаю счастья. Бывает, перед смертью вижу перед собой лицо Марины...
Драмтеатр смеется надо мной... ведь я совсем не хочу умирать! Я люблю жизнь, я хочу жить долго и счастливо. Я верю, что и меня можно любить, и кто-нибудь будет меня любить...
Но драмтеатр смеется и разыгрывает все новые и новые сцены. Ложь. Все ложь. Но я не могу не смотреть. Хотел бы, но не могу. Я прирос к креслу в этом театре, мне срезали веки и выпрямили шею: у сознания, мечущегося в голове, нет ничего этого, нет и рук, чтобы хотя бы закрыть уши.
Это еще одна веха эпохи перемен: когда ты впервые остаешься наедине со своими демонами, и нет рядом никого мудрого и старшего, кто бы помог и защитил...
101. 13 апреля 2003г
В библиотеке милая женщина с колдовскими очками знает меня как странного любителя детских сказок. Почему-то в последнее время меня все больше тянет к ним. Тянет прочитать то, что читал, когда мне было пять-шесть лет... Вот сейчас... сначала "Питер Пэн", теперь "Сказки страны Оз"...
Больше всего на свете люблю сидеть в своем логове и читать. Даже созерцать я люблю меньше...
Я читаю сказки и понимаю, что то, что пишу я, - это совсем не сказки... или неправильные сказки... но менять ничего не собираюсь.
102.
Вчера написал жутковатую главку Хроник... А ночью мне снились песочные люди... они зарывались в песок, прячась друг от друга или от солнца. И искали затерянные города...
К утру меня утомили металлические коридоры и бегство куда-то вверх и вниз по техногенным лабиринтам. Проснулся уставшим... но сон запомнил. Необычный.
103. 14 апреля 2003г
Большая ночная бабочка на пыльном стекле маршрутки. Коричневая и пушистая.
Каждому, наверно, знакомо это возникающее неизвестно откуда подсознательное отвращение к существам, покрытым блестящим хитином, существам иной природы - насекомым...
Но ночные бабочки... легкий пушок на теле и крыльях - иллюзия мягкой шерстки, обманывающая наше подсознание. Небольшая деталь, отдаленное сходство с млекопитающими делает этих бабочек милыми сердцу...
...А я впервые заметил, какая она красивая. Впервые проследил тонкий узор на крыльях и дрожь перистых усиков, и блеск черных глазок.
В маршрутке, в западне... у нее нет будущего. Я хотел осторожно поймать ее в ладони и выпустить на волю, но она заползла в узкую щель, туда, где одно стекло находит на другое, а мои пальцы слишком грубы - я бы просто сломал и уничтожил хрупкое существо, пытаясь его оттуда вытащить... и просто решил, что у каждого своя судьба. И у меня, и у этой бабочки. И не надо мешать.
Но всю дорогу я на нее смотрел, чувствуя, как открывается Замирье...
--- Эшли
Она изучала ночных бабочек. Бесшумных, мохнатых, словно укутанных в коричневые плащи с меховыми оторочками. И звали ее Эшли. Ей было три тысячи лет, и три тысячи лет она жила на Утином холме, и домик ее прятался в кроне векового дуба с глянцевыми желудями...
Днем Эшли смотрела на высокие солнечные горы, обнимавшие долину, словно края чаши. А по ночам, тихая, словно тень, она уходила в леса.
"Наверное, в прошлой жизни я была бабочкой, - тихо повествовала Эшли странствующему монаху, остановившемуся у нее. - Меня манит ночь. Черный бархат и сиреневые сумерки, и зеленовато-синяя предрассветность неба... Иногда я почти чувствую, что за моей спиной мягко хлопают бесшумные ночные крылья, и легкий ветерок несет меня в своих объятиях... - а потом она как бы невзначай добавила: - Мне три тысячи лет, и я чувствую, что скоро умру..."
"Ты не боишься смерти..." - удивлялся монах.
"Не боюсь," - улыбалась Эшли.
А монах смотрел на ее прекрасное юное лицо и не верил, что ей уже три тысячи лет...
Наступила ночь. Странное предчувствие не давало монаху спать. Тогда он сел на кровати, завернувшись в теплое одеяло, и стал смотреть в окно...
По серебристой в свете луны траве шла Эшли. Капюшон с меховой оторочкой скрывал лицо, а теплый тяжелый плащ напоминал крылья ночной бабочки...