Осколки чести

– Два крейсера и перехватчик, – сообщила Корделия. – Похоже, нас немного поменьше.

Он расстроенно фыркнул.

По комму рявкнул слишком громкий голос, без изображения.

Она поспешно уменьшила громкость.

– …не объявите о сдаче, мы вас уничтожим.

– Это спасательный катер А5А, – откликнулась Корделия, следя, чтобы голос ее звучал ровно. – Командует капитан Корделия Нейсмит, экспедиционный корпус Беты. Мы – невооруженная спасательная шлюпка.

Из комма донесся удивленный возглас, затем короткое резюме:

– Еще одна чертова баба! Никак вас не научат.

Послышалось какое-то бормотание, и он опять заговорил официальным тоном:

– Вас возьмут на буксир. При первом же признаке сопротивления вы будете уничтожены. Вы меня поняли?

– Сообщение принято, – отозвалась Корделия. – Мы сдаемся.

Парнелл гневно покачал головой. Она отключила комм и вопросительно на него взглянула.

– По-моему, нам следовало попытаться вырваться, – сказал он.

– Нет. Эти типы – стопроцентные психи. Самый нормальный, которого я встречала, не выносил закрытых дверей – дескать, никогда не знаешь, что за ними. Если они говорят, что будут стрелять, лучше им верить.

Инженер и Парнелл обменялись взглядами.

– Давай, Нелл, – подбодрил его инженер, – излагай, не бойся.

Парнелл откашлялся и облизнул пересохшие губы.

– Мы хотели сказать вам, капитан, что если, по-вашему, э-э… лучше было бы взорвать шлюпку, мы не возражаем. Никто из нас не питает особого желания попасть в плен.

Такое заявление застало Корделию врасплох.

– Это… очень отважно с вашей стороны, старший пилот, но совершенно не обязательно. Не льстите себе. Нас отобрали именно потому, что мы мало знаем. Все вы лишь смутно догадываетесь, какой груз везут наши корабли, и даже мне неизвестны технические детали. Если мы разыграем покорность, то по крайней мере у нас есть надежда выйти из этого живыми.

– Мы… не о секретной информации думали. Мы имели в виду обычаи барраярцев.

Наступила неприятная тишина. Корделия вздохнула, уйдя в водоворот печальных сомнений.

– Ничего, – наконец проговорила она. – Их дурная репутация сильно преувеличена. Некоторые из них – вполне приличные люди.

«Особенно один, – насмешливо подсказала ей память. – И если даже предположить, что он еще жив, неужели ты действительно надеешься найти его во всей этой каше? И, найдя, спасти его от дьявольского сюрприза, доставку которого так ловко обеспечила несколько минут назад? А как насчет долга? Или это просто способ одновременного самоубийства? Не надо себя обманывать, дорогая…»

Наблюдавший за ней Парнелл мрачно покачал головой.

– Вы уверены?

– Я в жизни никого не убивала. И не собираюсь начинать со своих друзей. Оставьте это, ради Бога!

Парнелл признал ее право на окончательное решение насмешливым пожатием плеч, не сумев скрыть вздоха облегчения.

– И вообще, – добавила Корделия, – у меня есть причины цепляться за жизнь. Эта война не может длиться вечно.

– Кто-то ждет дома? – спросил он и, заметив, как она повернулась к пульту, уточнил: – Или где-то здесь?

– А… Да. Где-то здесь.

Парнелл сочувственно кивнул.

– Это тяжело. – Всмотревшись в ее застывший профиль, он попробовал ее ободрить: – Но вы правы. Наши ребята рано или поздно выбьют отсюда этих недоносков.

Она механически кивнула и начала массировать лицо кончиками пальцев, пытаясь снять напряжение. Ее внезапно посетило видение: огромный военный корабль раскалывается на части, и из него, как из чудовищного стручка, вылетают живые двуногие горошины. Замерзшие, безжизненные семена, уносимые солнечным ветром, раздувшиеся от декомпрессии, вечно вращающиеся… Можно ли после этого узнать лицо? Она отвернулась от Парнелла, давая понять, что разговор окончен.

Не прошло и часа, как их взял на буксир барраярский перехватчик.

Сначала в ноздри ударил знакомый запах: нагретый металл, машинное масло, озон… Запах барраярского военного корабля. Два высоких солдата, крепко держа Корделию за локти, провели ее через последнюю овальную дверь туда, где, как она догадалась, находился тюремный отсек флагмана. Ее и четверых бетанцев ее экипажа безжалостно раздели, тщательно обыскали, подвергли медицинскому осмотру, голографии, потом сняли отпечатки сетчатки, установили личность и выдали бесформенные оранжевые пижамы. Ее людей куда-то увели. Вопреки собственным недавним уверениям, Корделию мучила тошнотворная мысль, что с их сознания вот-вот начнут снимать слой за слоем, добираясь до информации, которой у них нет.

«Успокойся, – говорил разум, – наверняка барраярцы сохранят вас для обмена пленными».

Внезапно охранники вытянулись по стойке «смирно». Повернувшись, она увидела, что в комнату обработки входит высокопоставленный офицер. Ярко-желтые нашивки на воротнике темно-зеленого парадного мундира свидетельствовали о звании, которого она пока еще не встречала. Поразившись, Корделия вспомнила, что это – цвет вице-адмирала. Определив звание, она тотчас же поняла, кто это такой, и устремила на вошедшего пристальный взгляд.