Княжество всегда держалось на двух ногах: верность Лесу и верность Короне. И лучше бы так и продолжалось, но Короны давно уже нет, старой династии тоже. Скоро появится Новая, но какая?
Обоим не хватает поддержки. Хлеб, воины на самом деле не причем, не такое большое количество мы можем предоставить, особенно в конце посевной, тут дело в другом…
Присоединись Аларские к одной из группировок, то она бы сразу набрала очков, получив право утверждать о поддержки старой династии и даже своеобразном признании, ведь всем знаком наш особый статус и наши принципы. Раз мы приняли присягу, мы следуем ей до конца. И именно поэтому нас заставят участвовать. И тут только два варианта: окажемся на стороне победителей или нет. Окажемся — всё останется по-старому, насколько это вообще возможно после произошедшего. Нет — мы всё погибли! Без верности короне Лес сам же нас прогонит, вытурит, без защиты оставит… А без защиты меня и моих людей вырежут. Может кто и уцелеет, но жить нормально точно не будет. Нас, дикарей, не очень любят, боятся… Поэтому, вряд ли, кто на свои земли переселиться позволит. На хорошие, так точно. Но это судьба моих людей, печальная, жестокая, но у меня ещё хуже. Как только я останусь без княжества, меня устранят и не посмотрят на пол и возраст. Ведь Аларские самые близкие уцелевшие родственники, погибшей династии. А это значит, что все недовольные будут собираться под нашим знаменем, кричать будут о «верности настоящим королям», смуту поднимать… То есть, по законам сурового времени меня либо убьют, либо запрут, причём неизвестно, что хуже.
Утро для меня выдалось ранним. Но это не беда, я привыкла вставать с рассветом, даже окон не закрывала лет с пяти, чтобы получить благословение первых солнечных лучей. У нас же есть поверье, что если тебя коснётся первый луч Солнца, то целый день будет сопутствовать удача, а эта госпожа никогда лишней не бывает, где бы ты не жил, чем бы не занимался.
Но сегодня я проснулась даже раньше, не задерживаясь в постели, встала и подошла к зеркалу. В мутном стекле отразилось худое, с заострёнными чертами лицо, на котором выделялись глаза.
Мне часто говорили, что я выгляжу даже младше своих 14 лет, но только до тех пор, пока не смотрели в глаза, слишком старые, слишком серьёзные для моего лица. Но это пустяки, я отвернулась и пошла мыться. Холодная вода бодрила, обостряла чувства — и это именно то, что мне сейчас нужно…
Закончив с утренними процедурами, облачилась в белую свежую рубаху(Чай, к дорогому существу в гости иду) и темные портки, натянула высокие, до колен сапоги. Не очень прилично, но по болоту ходить так значительно удобнее. Опять вернулась к старому зеркалу в раме из темного орешника. Спокойно причесалась, заплела обычную, крестьянскую косу. Последний раз осмотрела себя в холодной глади стекла. Внезапно стекла коснулся яркий пучок света. Коснулся, переломился и осветил моё лицо. Что ж… «Может сегодня повезёт?» — грустно усмехнулась: за удачей я точно гоняюсь с пяти лет. От нас тогда ушла вторая жена отца, моя мама. Нет, не умерла, просто бросила. Виню ли я её? Нет. Она была легким, весёлым созданием, как золотистые мотыльки, что водятся на наших опушках. Ни она до конца не приняла Лес, ни он её. Такая жизнь её медленно убивала, высасывала соки, поэтому она ушла легко и просто, как всё, что она делала в этой жизни. Она ушла, а маленькая Ялина училась спать с незанавешенными окнами, желая поймать первый луч Солнца, ведь тогда удача придёт сама — и мама вернётся, обязательно вернётся…
Малышка ждала целый год, но мама не вернулась. Вера, надежда пропали, а привычка спать с открытыми окнами осталась. И это потом выясниться, что жутко удобно.
Собралась, тихо вышла, бесшумно перешла в оружейную. С привычного места взяла веревку, пару метательных кинжалов, лук, да колчан со стрелами… Лес любит учить, испытывать. Нет, зла невинному не причинит, но напугать, ранить, зло пошутить может, чтобы знали, с кем дело имеют, да сноровку с чутьём не теряли! И именно поэтому владеть оружием детей у нас учат раньше, чем говорить, писать или читать.
Дальше пошла на конюшню, вывела старую гнедую кобылку Бурёну. Лошадка она смирная, умная. Раньше гордостью нашей была, да давно это было… Сейчас она у нас на покое: других лошадей я крестьянам на посевные отдала, а её себе оставила. Езжу не очень часто, но езжу, так что лошадь и не скучает, и не устаёт.
Потрепала немного Бурёну по холке, вскочила в седло — и мы тронулись.
По поселению ехали медленно: я всё по сторонам посматривала, пытаясь на глаз определить, кто как живёт, где кому помощь нужна… Затем пошли наши просеки, давно ставшие полями.
Любо-дорого смотреть! Рядки стройные, ровные, там где только что посадили, а, где озимые — приятно зеленеют.
Надо бы людям, по концу работы небольшой праздник устроить, в благодарность за хорошую работу! А то сколько можно?! Траур и траур…