Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить

Я подумала, что мы неправильно выбрали место встречи: темные панели бара и кирпичные стены делали эту историю еще более мрачной. То, о чем рассказывает Кэт, произошло почти тридцать лет назад, но время не вылечило раны. Прошлое преследует мою собеседницу всю жизнь, и ее самое большое желание – освободиться наконец от этих призраков. Может быть, поэтому она согласилась встретиться со мной? Хотя нет, я знаю, что есть еще одна причина.

Все оставшееся детство Кэт кочевала по родственникам, жившим на Восточном побережье. К моменту окончания школы она сменила четыре дома. Будучи старшеклассницей, она прожила несколько лет со своей бабушкой, матерью ее матери, которую она называла Ба-Бу. После этой ужасной сцены на кладбище никто не говорил с ней об убийстве ее матери.

– В нашей семье прошлое было Большим Секретом, но я-то все прекрасно помнила, – говорит она.

В старших классах Кэт успешно училась и даже входила в команду чирлидеров. Симпатичная девчонка, как казалось, уверенная в себе. Однако втихаря от всех она «лечилась» алкоголем.

– А как иначе? Ночами я не могла заснуть, я просто лежала и чувствовала, как меня охватывает паника. У меня была припрятана бутылка, к которой я потихоньку прикладывалась. Это помогало. Уж не знаю, каким богам мне молиться, что я все-таки смогла соскочить…

После школы она поступила в колледж, а окончив его, стала работать в рекламном агентстве, но в один прекрасный день уволилась, чувствуя, что работа ей не нравится. Два года она проучилась в магистратуре.

– Потом я решила попробовать себя в качестве учителя. Вроде бы все получалось, но у меня начались отношения с коллегой, а когда они разрушились, я ушла из школы.

В возрасте тридцати четырех лет Кэт перебралась жить к брату и его семье на Гавайи. Чтобы не сидеть у него на шее, она устроилась парковщицей автомобилей при гостинице.

– После работы я возвращалась домой, проходила в отведенную мне темную спальню и лежала там, чувствуя одиночество и отчаянье. Не знаю, как я выжила…

Она решила вернуться на Восточное побережье и поселилась в Нью-Йорке, где начала работать барменом в бруклинском баре.

– По ощущениям, я скатилась ниже некуда. Мне тридцать четыре года, у меня была степень магистра, а я парковала машины и смешивала коктейли. Я была ходячим призраком. А тоска была такой, что хоть на стенку лезь. У меня ничего не получалось – как бы я ни старалась изменить свою жизнь, она шла в никуда. Я никогда не чувствовала себя нормально в этом мире. Полный тупик.

* * *

Как и следовало ожидать, острый эмоциональный стресс, пережитый Кэт в детстве, начал проявляться на физическом уровне.

– У меня появились высыпания по всему телу. Руки, ноги, живот… Мне казалось, что моя многолетняя боль пузырями выходит наружу.

Она показывает фотографии – это не просто сыпь, я вижу сочащиеся язвы по всему телу.

– Врагу не пожелаешь такое испытать, – говорит Кэт. – Я не могла спать. Я все время чесалась. Моя одежда прилипала к влажным язвам. Мне приходилось отдирать ткань от тела. Это было так мучительно…

Врач, к которому обратилась Кэт, посадил ее на преднизолон. Но симптомы только ухудшились.

– Мои суставы опухли. На работу я обычно ездила на велосипеде. Но педали приходилось крутить одной ногой. Одно колено так воспалилось, что я не могла согнуть ногу.

Анализы крови показали бесконтрольное размножение лейкоцитов, что свидетельствовало о серьезном аутоиммунном заболевании. Мнения медиков разделились: одни говорили о красной волчанке, другие – о прогрессирующем ревматоидном артрите.

Кэт посетила еще нескольких врачей, и один из них, после того как выслушал историю ее детства, задал вопрос, который навсегда изменил жизнь молодой женщины. Он спросил ее: «Вы когда-нибудь думали о взаимосвязи между сильным стрессом, испытанным вами тридцать лет назад, и воспалением, от которого вы страдаете сейчас?»

– Меня это очень удивило, – говорит Кэт. – Я пришла домой, легла, уставилась в потолок и стала думать. Снова эти призраки… Я, конечно, давно поняла, почему у меня ничего не получается в жизни, почему я одна, почему у меня нет нормальной работы. Если бы мама была жива, если бы всего этого не произошло… Но мне никогда не приходило в голову, что та история аукнется сбоем иммунной системы спустя чертову кучу времени.

Затем врач указал на еще одну деталь, которую Кэт абсолютно упустила из виду, и эта деталь ее поразила.

– Он посмотрел в анкету и вдруг выдал: «Так вашей матери было тридцать пять лет, когда ее убили… Через несколько недель и вам будет тридцать пять. Вы подходите к тому возрасту, когда ваш отец убил вашу мать…» Для меня это стало окончательным подтверждением того, что все мои болячки, да и вообще все мои проблемы, связаны с детским стрессом. Первая мысль была – возразить ему, но я знала, что он говорит правду.

Кэт надолго замолчала, устремив взгляд в пространство, а потом продолжила:

– Знаете, это было похоже на то, будто я бегу от своего прошлого, от своей истории, от своей боли – и снова с размаху сталкиваюсь с этим…