Осколки души

Когда солнце начало клониться к закату, Виктор занял позицию в темном переулке недалеко от станции метро, откуда обычно выходил Кузнецов. Время тянулось мучительно медленно. Виктор чувствовал, как напряжение нарастает с каждой минутой. Он вспомнил свои операции в НКВД, но тогда все было иначе. Тогда он действовал от имени государства, сейчас же он был один, без поддержки системы.

Внезапно Виктор увидел знакомую фигуру. Кузнецов шел по улице, погруженный в свои мысли. Виктор выжидал Кузнецова у метро, как охотник, выслеживающий добычу. Он не чувствовал волнения — только острое, почти физическое сосредоточение. Когда Кузнецов наконец появился в поле зрения, все было готово. Виктор двинулся следом, его шаги были бесшумными, будто на автомате. Кузнецов шел по плохо освещенному переулку, не подозревая, что за ним следят. Виктор не торопился, выжидая момент. Сердце начало ускорять ритм, но это было привычное чувство — адреналин, который всегда возникал перед кульминацией. Он знал, как контролировать этот прилив.

Момент настал, когда Кузнецов свернул за угол, где не было камер. Виктор ускорился, и за считанные секунды оказался позади своей цели. Все произошло так быстро, что Кузнецов даже не успел осознать происходящее. Виктор одним движением обхватил его за шею, другой рукой быстро нанес точный удар ножом. Это было настолько чисто и бесшумно, что на улице не раздалось ни звука, кроме слабого хрипа жертвы.

Мгновение длилось бесконечно. Мир словно замедлился как в фильме с перемоткой ближе к покадровой. Только один звук — тихий хрип, медленно утихающий в ночной тишине. Каждая клеточка кожи словно стала живой. Виктор замер, держа в руках умирающего человека. Это было странное, почти нереальное ощущение — осознавать, что ты только что лишил кого-то жизни. Его тело было неподвижным, но разум бурлил, мысли сталкивались, расползаясь в разные стороны, как разбитые стекла. Холодные, расчетливые. Но где-то внутри всё же шевельнулась слабая искра сомнений.

"Это правильно," — пытался убедить себя Виктор, медленно отпуская тело Кузнецова. Он знал, что так должно было быть. И всё же эта мимолетная мысль о том, что всё могло сложиться иначе, не отпускала его. Он знал, что этот человек — просто очередная фигура на его шахматной доске, пешка, которую нужно было убрать с пути. Он понимал во имя чего это делает.Но что-то всё же не давало ему покоя. Что-то необъяснимое. Память подсовывала образы лиц тех, кого он когда-то уже лишил жизни. Тогда это было проще. Гораздо проще.

Он вспомнил слова из недавно прочитанной книги Виктора Франкла: "Те, кто понимают для чего жить, могут выдержать почти любое как." Но что было его "для чего"? Почему он выбрал эту дорогу, погружённую в кровь и интриги? Быть может, в погоне за победой он потерял саму суть того, ради чего когда-то был готов пожертвовать всем.

"Почему сейчас по-другому?" — подумал он. Возможно, потому что тогда у него не было выбора? Тогда приказ был законом, его воля не имела значения. А сейчас — это его решение. Его личная ответственность.

Адреналин начал спадать, но Виктор не мог сдвинуться с места. Он смотрел на тело, словно вглядывался в собственное отражение, в собственные страхи и сомнения.

Кузнецов рухнул на землю, тело его мгновенно ослабло, как будто жизнь вырвали из него одним движением. Виктор замер на мгновение, вглядываясь в глаза умирающего. В этих глазах было то, что он уже видел много раз: страх, удивление, а затем — пустота. Именно этот момент вызывал у Виктора то особенное, первобытное ощущение власти. Он чувствовал, что теперь контролировал не только жизнь и смерть, но и сам ход событий. В его руках была судьба человека, и он решил эту судьбу без колебаний.

В этот момент Виктор осознал что-то важное. Он больше не был инструментом в чужих руках, не просто выполнял приказы свыше. Нет. Теперь он сам принимал решения, он определял исходы. Эта мысль поначалу показалась ему пугающей, но быстро стала сладкой, почти наркотической. Ещё один шаг — и всё вокруг станет таким, каким он захочет. Он мог вершить судьбы. Это ощущение было совершенно новым, пугающе захватывающим. Он сам словно стал мыслью и чувством властью. Частью чего то большего и необьятного. Оно несло в себе одновременно и свободу, и тяжесть. Это была та свобода, о которой писал Эрих Фромм в своей книге "Бегство от свободы".

Виктор вдруг вспомнил, как когда-то давно читал эту книгу. Он анализировал как тогда, будучи частью НКВД, он не мог понять, почему люди бегут от свободы. Почему им нужна сила государства, чтобы скрыться от ответственности за свою жизнь. Фромм объяснял, что для многих людей свобода является непосильным бременем, ведь она приносит не только возможности, но и страх перед выбором, перед тем, что все последствия ложатся на них самих.