Мой запрос Лужков отправил префекту ВАО. По старой номенклатурной схеме: пусть жалобщикам отвечает тот, на кого жалуются. Кому префект поручил подготовить ответ на мой запрос? Вероятнее всего, своему заму, которого этот запрос непосредственно касался. Потом подготовленный текст ответа поступил снова Лужкову, и он этот ответ подписал, не вникая в обстоятельства дела. Мне пришлось вновь писать Лужкову о том, что сотни участников программы, многие годы ожидавшие получения жилья в муниципальной очереди, оказались без квартир. Они были лишены возможности оплатить строящееся жилье со льготами, как им было обещано. Причиной этого граждане считали злоупотребления чиновников, о чем и формулировали свои вопросы, полностью проигнорированные в ответе Лужкова.
Меня крайне удивила присылка мне вместо ответа многостраничных документов, точнее, «слепых» ксерокопий, в которых я, будто бы, сам могу найти ответы на поставленные вопросы. О том, что это не так, говорит хотя бы тот факт, что из 62 листов приложения мной было получено только 57 листов (что зафиксировано Отделом прохождения документов и делопроизводства Госдумы). На невнимательность специалистов, готовящих проект ответа Лужкова, указывало упоминание об остатке в 140 млн. рублей, который обнаружился уже после закрытия программы «Комбиинвест». В то же время множество участников программы оказались обманутыми и не получили жилья. Каким же образом можно было закрывать программу, когда обязательства перед гражданами не выполнены, а средства программы позволяли эти обязательства выполнить? Почему эти «лишние» деньги не отражались в отчетности и были «обнаружены» только после обращений граждан в Администрацию Президента?
Ложь содержалась в проценте переданных очередникам квартир — почти половина. Но это квартиры, которые в определенной доле оплачены гражданами и городскими субсидиями. А при застройке по обычным нормативам предприниматели передавали городу от ЗО до 50 % квартир бесплатно. Получается, что программа, заявленная как льготная, стала способом увода из бюджета значительных средств и присвоения средств граждан, обесцененных до исчерпания программы. В первых восьми домах 70 % жилья было продано по коммерческим ценам и без учета 1500 договоров с очередниками. Доходы были использованы не в интересах участников программы. Они выводились из нее для финансирования иных проектов КЖИ. В двух последних домах программы договоры на инвестирование квартир на льготных условиях заключались не с теми сотнями очередников, в интересах которых город передал земельные участки под застройку бесплатно, а с новыми очередниками — только с теми, кто имел право на почти 90 % субсидии. Фактически город распределил выделенные льготы не гражданам, участвующим в программе, а неким избранным лицам, а также управляющей компании.
Лужков не заметил, как подмахнул откровенную чушь. Якобы, он не в состоянии получить расчеты от депутатов, которые огласили сумму пропавших средств. Эти расчеты не раз ложились на стол Департамента жилья в префектуре ВАО, поступали помощникам префекта ВАО. Они без всяких проблем могли быть запрошены у участников антибюрократического сопротивления, которые многократно представляли их в различные инстанции. Не потому ли, что авторы расчетов из объединения «Москвичи» подвергались репрессиям — прямым посягательствам на квартиры, которые должны были им поступить по программе?
Мне пришлось вновь повторить все вопросы, а также приложить те расчеты, которые всесильный мэр Москвы не мог раздобыть. На этот раз бюрократия, сообразившая, что я не отцеплюсь и буду добиваться ответов на все поставленные вопросы, подготовилась серьезнее. Казалось, что над ответом Лужкова трудилась большая группа, искавшая способ надежно оградить коррупционеров от возможных преследований. Ведь те же самые вопросы могли быть заданы в суде.
Формализм бюрократических аргументов гласит: все проверено, никаких нарушений не найдено. Проверяли «Комбиинвест» Контрольно-счетная палата Москвы и Главное управление государственного финансового контроля города Москвы. Что касается протокола Комиссии по жилищной политике МДГ, то в ее протоколе не сказано, что отчет Контрольно-счетной палаты не принят. То есть, якобы, возражений не было.