— Анна, она гениальна, — неуверенно начал ректор, устремив взгляд перед собой, Дариус тихо сел напротив, лишь бросив короткий взгляд на Анну. — И она всегда была такой. Скрытным, тихим, молчаливым ребенком. В этом глупом, розовом недоразумении. Ее мать так радовалась девочке, одевая ее словно куклу. Но, когда я познакомился с Анной и ее семьей, с Анной уже были проблемы. Казалось бы, мелочи, ну забыл ребенок как зовут родителей, ну ушел из дома…. Но Жозефина до ужаса стала бояться ее такую. Словно это и не Анна совсем. Она говорила странные вещи, на незнакомом языке. И ее отдали в специализированное заведение. Один раз, затем второй. Ее «приступы» становились реже, я застал лишь всего два. Первый раз, я просто спросил у Артура где она, он лишь ответил, что на лечении и рассказал об этом. Я был их куратором, мы часто собирались для работы у него дома, обстановка располагала. О ее гениальности мы тогда уже всей командой знали. Подумать только, ребенок, едва пошедший в школу помогал нам учиться и разрабатывал схемы для работы фера. — Отавиу усмехнулся, пряча лицо в ладонях. История видимо, подходила к своей развязке, руки взрослого мужчины задрожали. — Я не хотел быть ни учителем, ни тем более ректором, хотел, как и отец служить и отдать жизнь во имя спасения человечества. Мать была категорически против, не хотела, чтобы и я погиб на очередном задании. Мое кураторство было нашим так сказать компромиссом….
— А что же с Анной?
— Я лишь хотел пояснить тебе, как я оказался так далеко от своей мечты. — Он горько усмехнулся, — она пугает меня. И мне совсем не стыдно так сказать о миниатюрной девушке. Она жуткое создание. Я ее даже человеком бы не назвал.
— Что с ней произошло? Где она была на лечении? — Дариус пытался вернуть невнятный рассказ ректора в нужное русло.
— Это специализированная больница. Там могут пройти лечение те, кто хочет оставить свое имя в тайне. В том числе, там лечат и душевно больных. Все ее истории болезни хранятся у ее отца, только в одной экземпляре, только в бумажном виде.
В тот день, она также находилась на лечении, ничего не обычного, команда ее даже навещала, когда в полном составе, когда по одному. Ее приступы быстрее проходили, если она начинала кого-то узнавать. А тут всю команду забрали и Артур попросил меня ее навестить. Попросил посидеть с ней и поговорить, что-то принести. Я и пришел. Меня провели, дали халат, — его взгляд сделался совсем пустым, руки задрожали сильнее, выдавая пережитое потрясения, — мне сказали лишь номер комнаты и пошел туда. Дверь оказал незакрытой. Стоило мне войти туда, как…. — судорожный вздох, — мне хотелось забыть то, что я увидел. Но несмотря на прошедшие годы, эти картины так и не стираются из памяти, я даже помню этот вязкий, металлический запах крови…. В комнате была Анна и несколько трупов. Один из них был пациентом, судя по одежде, остальные то ли врачи, то ли санитары. Они пришли на крик. Первого она убила этого пациента, потом и остальных. Когда я зашел она сидела рядом с еще живым врачом и осколком стекла рисовала на его лице. Едва я вошел и замер, она подняла на меня взгляд, она вся была в крови. И меня она узнала. Она свернула шею тому парню и встала ко мне. Я как в ступоре был. Это же просто ребенок. Я ее видел в этих дурацких кружевах, она ниже меня. Мелкий, угловатый ребенок. Она подошла ко мне и продемонстрировав свои окровавленные руки сказала: «Тебе нравиться цвет? Красный. Красивый правда?». А я молчал и не двигался, она тогда лишь улыбнулась, и довольная продолжила: «Тебе подойдет этот цвет. Ты будешь такого цвета, как и я. Я покажу тебе!». И она разорвала себе горло. Она разрывала его, а вся ее кровь брызгала на меня…. Эти шрамы на ее шее…. Это она сама себе горло разрывала. Там такая боль должна быть, а лишь повторяла, про цвет и продолжала рвать себе горло. Я даже не помню в какой момент прибежали еще врачи, ее зафиксировали и зашивали прям там на полу. Быстро, скоро…. Я вышел оттуда спустя лишь несколько недель, с внушительным счетом за лечение. Первым, что я сделал, заключил постоянный контракт на кураторство и отказался от мечты. Ее отцу даже не доложили о произошедшем, шрамы объяснили ее попытками самоубийства, но то что она сотворила с остальными…. Это даже не замяли, этого просто не было.
Остановилась мрачная тишина. Лишь ровное дыхание Анны слышалось. Ректор сделал глоток воды.
— Когда я с ней увиделся, она вела себя как обычно. Ничего в ней не выдавало. А я заговорить с ней об так и не смог. Больше меня пугает, а вдруг она помнит? Тогда, как она может быть, такой? А может она такая именно потому что помнит?
— Ректор, сейчас не время гадать. Что с ней будет? У нее ведь был приступ? Я правильно понимаю, именно поэтому вы ее оставили пока здесь. — Он провел пальцем по руке Анны. Она все также была без сознания.