— Вижу достойного кандидата на победу, — улыбнулся Уильям и произнес уже на Высшем Наречии: — Я лично передал копию табеля твоему отцу. Не сомневаюсь, что он будет гордиться тобой.
Одногруппники смотрели на меня украдкой. Я чувствовал спиной их зависть и злобу. Любимчики учителя никогда не были в чести. Но мне было наплевать. Я купался в ненависти этих лентяев и посредственностей, которые не были готовы поставить на карту все самое ценное.
Которые не были готовы пожертвовать собой ради высшей цели и высшего блага.
Которые готовы были отступить, когда дела шли наперекосяк.
Одним словом, я не ощущал за собой никакой вины.
— Служу Магическому Измерению, своей славной родине Нилион и моему старинному и благородному королевскому дому, — встал я из-за стола и отдал честь командиру.
— Ешь давай, сейчас все остынет, — шипел Ленард, двигая ко мне тарелку, — давай, машинка врум-врум залетает в гаражик!
Месяц совместных занятий до глубокой ночи и учений по застиланию кровати привел к удивительным последствиям. Теперь мы оба обращались друг к другу на «ты», изредка лишь вспоминая про субординацию. Свен все больше и больше начинал переходить границы дозволенного, то передразнивая мой акцент, то иногда в шутку перемешивая стилусы на моем столе, то насильно таща меня на прогулки в редкие часы отдыха. Меня злило такое панибратство, но и терять помощника в борьбе с пододеяльником и домашними заданиями по толкованию книги о Сотворении Мира я тоже не хотел. Пришлось смириться. И уже к началу второго месяца я с раздражением начал признавать, что мне это нравится. Что мне нравятся его шутки, что я рад его приходу, что даже молчать с ним приятно. Никаких логических объяснений тому не находилось. Выходит, то была дружеская симпатия.
До сеанса связи с отцом оставалось всего ничего. Я переоделся в мундир для светских аудиенций и сидел на скамейке, не в силах даже взять вилку и приняться за пирог с мясом. Гвозди забивались в виски с удвоенной силой, в желудке стоял противный ком, который грозился вот-вот выйти наружу.
— Я набрал полтора килограмма мышечной массы, — прошептал я. — Что ты вообще ко мне привязался? Ты мне не нянька!
— Ох, ошибаешься! — парировал Ленард. — Я твоя нянька, твой секретарь и душевед на досуге! И, если ты опять припрешься с собрания, держась за стенку, я не знаю, что с тобой сделаю! Ешь давай!
Фланн, сидевший справа от нас, что-то прошептал на ухо Тиннакорну, но тот лишь осуждающе покачал головой. Я встал из-за своего места и подошел к парням:
— Какие-то проблемы, Бернадотт? — спросил я максимально спокойно, хотя понемногу кровь начинала закипать.
— У меня никаких, — язвительно ответил тот. — Тебе можно нас обсуждать на своем языке, а нам нет?
— Оцениваешь себя слишком дорого, — процедил я, — Мы обсуждаем не вас.
— Так и мы обсуждали не вас! — встрял Розенкранц. — Фланн опять рассказывал очередной тупой анекдот.
— Мне не терпится его выслушать, — сложил я руки на груди.
Ленард дотронулся до моего плеча, но я скинул его руку. Перед глазами появилась красная пелена, кровь стучала в висках. Хотелось взять и избить Звереныша чем-то тяжелым.
— Да легко, — ответил Бернадотт, — поделил король свои владения между тремя сыновьями. «Зверь меня сожри!» — ответил четвертый сын.
Я подошел к нему совсем близко. Поганец едва доставал мне до подбородка. Я склонился над ним и прорычал:
— Анекдот твой ужасен. Совсем шутить не умеешь.
— Парни, вы что тут затеяли? — раздался позади нас голос Адама.
Фланн уже хотел открыть рот, но я перехватил инициативу и фальшиво бодро произнес:
— Делились друг с другом смешными историями. Не понять мне ваш юмор! А теперь прошу простить, мне пора на сеанс голограммосвязи с отцом.
Достижения науки и техники Измерения позволили нам общаться через голограммы. Собеседник стоял перед тобой как живой, и порой его цифровую копию нельзя было отличить от оригинала.
Отец оглядел зал для связи и слегка рассеянно произнес:
— Да, здесь и правда ничего не поменялось. Персиваль старается сохранять дух старого доброго рыцарства.
— И у него прекрасно получается, мой Король, — робко вторил я, сложив руки за спиной и вонзив ногти в ладони.
Он снисходительно посмотрел на меня и приподнял уголки губ. Мне показалось, что мир приобрел в момент тысячу ярких цветов.
— Я получил твой табель успеваемости, — продолжил отец, — и могу заключить, что ты проделал весьма неплохую работу. Тем не менее, спешу напомнить, что нет предела совершенству. И ты несомненно порадуешь меня и месяц спустя.