Осколки континента

Какая участь постигла рабов, мне неизвестно, а французов от этой таинственной болезни за два месяца погибло двадцать один человек, в том числе Россиньоль. Оставшиеся в живых бежали с Анжуана на остров Комор и даже в Африку. В тот же год пятеро скончались на Коморе и трое — в Мозамбике. Одному террористу каким-то образом удалось достичь Индии, еще троим — ценою больших лишений — Франции, где они до конца дней своих преследовались полицией.

Несколько террористов умерло еще до ссылки на Анжуан, и когда «Белье» отчалил от острова Маэ, на нем оставалось всего тридцать четыре ссыльных. Кео де Кенсси выделил каждому по десять гектаров земли, но она их не интересовала. Им хотелось домой. Напрасно они посылали прошение о помиловании министру по морским делам. Ответ из Парижа так и не пришел. Их жены и дети, оставшиеся во Франции, пытались добиться для них амнистии, но и это не помогло. Некоторым все же удалось бежать с острова, но куда они направились неизвестно; колонисты нередко тайно помогали им в этом: они были готовы на все, лишь бы отделаться от своих неспокойных соседей. Шестнадцать человек переселились на Иль-де-Франс после того, как новый губернатор отменил указ, запрещавший ссыльным селиться на этом острове. Пятерым из них удалось получить разрешение вернуться во Францию в 1811 году, когда англичане завоевали Иль-де-Франс.

Тем временем многие из сейшельских ссыльных умерли. В живых остались лишь пять человек, и среди них — бывший сторонник Марата в революционном комитете типографский рабочий Гильом. Он нашел пристанище у плантатора Флорана Пейе на острове Ла-Диг. Другой его соотечественник, парикмахер Галлабер, занялся своим прежним ремеслом, а бывший владелец парижского кафе Гардино открыл небольшой трактир. Шевалье, которого здесь все считали полусумасшедшим, стал звонарем, а Кинон — плантатором.

Многие из первоначальных семидесяти по именам известных революционеров, которых Наполеон самолично выслал на Сейшелы, оставили здесь потомство. Но «легальным» из них было лишь потомство Кинона, которое до сих пор живет на островах.

Когда в 1875 году в малайском государстве Перак был убит британский резидент, у англичан впервые появился повод использовать Сейшельские острова как место ссылки. К Пераку была выслана карательная экспедиция, которая оккупировала страну. Султан Абдулла-хан и трое из его ближайших подчиненных были арестованы по обвинению в убийстве, лишены власти и должностей и отправлены на запад через Индийский океан вместе со своими женами, детьми и другими родственниками. Первые несколько лет их держали на крошечном островке Фелисите. Британские власти быстро навели порядок в Пераке, после чего, в 1879 году, было решено предоставить ссыльным свободу передвижения, и их перевезли в Викторию.

Вместе с султаном туда прибыли его старая мать, четыре жены, четыре сына и три дочери. Детей определили в англиканскую школу. Малайские ссыльные как будто бы неплохо устроились в изгнании. Султан жил на широкую ногу, как и подобает восточному владыке, пользовался большими привилегиями, вплоть до того, что имел свободный доступ в резиденцию правительства. Он вращался в высших кругах местного общества и по традиции пользовался большой популярностью среди всех слоев населения.

Для султана и его спутников ссылка оказалась долгой. На свою родину они вернулись лишь в 1895 году. Но за время изгнания они успели сильно привязаться к своему вынужденному месту жительства. В прощальной речи султан долго говорил о грусти, которую он испытывает, покидая своих друзей на Сейшельских островах, где он провел, по его словам, много счастливых лет. Но султан не ограничился этим. Ему так понравилась народная песня «Розали», которую он выучил на Маэ, что, вернувшись к себе на родину, он сделал ее мелодию национальным гимном Перака.

А спустя много лет после того, как Абдулла-хан отправился вслед за своими предками, она стала национальным гимном всей Малайской федерации.

О последствиях еще одного эпизода из истории Сейшельских островов как места ссылки мне рассказал мой друг Макгоу, директор Государственного архива в Виктории. В Лондоне он как-то встретил одного студента, молодого человека, принадлежавшего к августейшему роду Ганы, бывшего Золотого Берега. Студента звали Уильям Премпе, он бегло изъяснялся по-креоло-французски и приходился внуком Премпе, королю Ашанти, некогда могущественного королевства, которое до конца сопротивлялось стремлению англичан «защищать» его и которое в XIX веке часто воевало с Англией, в том числе, как пишет Генри М. Стэнли, за выход к морю.