Осколки любимого сердца

— Это всего лишь ваши предположения, — заметила я. — Они заслуживают внимания, но все-таки остаются пока лишь предположениями. А нужны факты. Ведь вы говорите, что лидеры секты призывали детей убивать себя, но ведь четыре девочки, что приходили в этот дом и погибли одна за другой, были убиты каким-то негодяем или негодяями — но в любом случае они не сами решили умереть, нет! Вы ошибаетесь.

— Я не знаю, что вам сказать… Возможно, вы правы — вполне возможно… Но знаете, что я еще думаю? Ведь может быть так, что члены «Новой жатвы» сами убивали друг друга. В это страшно поверить, но…

— Как? Подростки убивали друг друга сами?

— Нет, я думаю, что детям такое было все-таки не под силу. Надеюсь, что нет.

— Тогда кто? Лидеры секты?

— Очевидно.

— Хм… Но ведь тогда эти люди — просто душевнобольные?

— Чаще всего так и бывает. Уж мне, медику, можете поверить. Именно психически неуравновешенные люди обладают особой силой убеждения.

— Возможно-возможно… И все-таки это остается пока всего лишь предположением. А нужны факты!

— Факты… ну что ж. Как я уже говорила, девочки, приходившие сюда, часто были со мной откровенны. Возможно, вполне возможно, что к этому располагали вынужденные обстоятельства: ведь мы проводили в комнате у ничего не видящей и никого не воспринимавшей Ириши многие часы напролет… Но я надеюсь также, что все они искали у меня и утешения.

— Девочки нуждались в утешении?

— Да. Каждая по-разному, но — да. У Валечки Семеновой, например, была смешная на первый взгляд проблема: ее донимали прыщи и нездоровые зубы, из-за чего девочка казалась себе полной уродиной и… и «не хотела из-за этого жить», как она мне говорила. У Нади Алтуховой проблема была посложнее: она никак не могла наладить отношения с матерью и отчимом. А Саша…

— Как?! Как вы только что сказали?! Вот сейчас? Про Надю?

— Девочка крепко конфликтовала с матерью и своим приемным отцом.

— Подождите-подождите! — напряглась я, потому что вот эти слова — «мать и приемный отец» — никак не вписывались в общую картину.

Что-то здесь было… что-то не так… Ах да!!! Вчера, отходя от нашего с тетей Милой столика, девчонка сказала, что «мамы у меня давно нет, понятно вам?». Нету мамы!

— Алла! Но ведь Надя же была сирота? — спросила я, прислушиваясь к охватившему меня невероятному возбуждению — наверное, так чувствует себя гончая собака, которой наконец-то удалось взять след.

— Кто это вам сказал?! — удивилась, в свою очередь, Алла. — У Нади был почти что полный комплект родственников. Мама, кстати сказать, еще молодая и довольно привлекательная женщина, старший брат — он давно уже живет своей семьей, бабушка и отчим. Она часто ссорилась с ним и матерью, но ничего серьезного — обычная подростковая ревность. Так мне казалось. К тому же те часто пытались воспитывать девочку, а ей это не нравилось. «Отстаньте!» — это было любимое Надино словечко.

«Да-да, „отстаньте!“ — именно это она сказала вчера тете Миле… А потом бросила эту фразу про маму, которой якобы давно нет. Значит, соврала, специально сказала, чтобы мы и в самом деле отвязались…» — билось у меня в голове.

— Мамы на самом деле давно не было у Саши, — сказала Алла, со вздохом поправляя прическу. — Как я вам и говорила, эта девочка была действительно по-настоящему несчастна…

— Почему? Только из-за того, что рано осиротела? — пробормотала я, думая о своем.

— Ах нет… Дело в другом. Я ни за что не рассказала бы вам, потому что Саша открылась мне по большому секрету… Но теперь… Я думаю, теперь хуже Саше уже не будет.

— Конечно.

— Мне кажется, Саша была немножко влюблена в своего одноклассника, Игоря. Того самого, который покончил с собой. Этот мальчик вполне мог сниться ей по ночам. «Тетя Аля, если бы вы его видели… Он на Бреда Питта похож!» — говорила она мне, а потом с такой грустью добавляла: «Был». Я чувствовала, что девочке очень тяжело, что Саше надо выговориться, и по мере сил старалась помочь ей. Саша хорошо знала семью Игоря Литвинова, иногда заходила к ним в дом. Ничего особенного, обычные отношения между одноклассниками, даже дружбой это не назовешь… По крайней мере, Игорь не питал к Саше никаких особых чувств, относился очень ровно. И от этого еще более странно…

— Что?

— Что Саша погибла в день рождения Игоря. Месяц назад, двадцать шестого апреля. В этот день девочка хотела принести на его могилу свежие цветы. Но не успела.

Сказав это, Алла с минуту помолчала, опустив голову, а затем, легко поднявшись с кресла, сказала несколько извиняющимся тоном:

— Простите, Евгения Максимовна, но больше говорить с вами я не могу. Тем более что все равно сказала все, что знаю… а Ирочке пора делать массаж.

И она вышла из комнаты, легко ступая обутыми в мягкие тапочки ногами.

* * *

Было над чем подумать.

По всему получалось, что клиент сильно ошибался, когда рисовал мне картину преступлений. Эта картина оказалась только наброском — как контурный рисунок в детской книжке-раскраске. И моя задача — заполнить пробелы и незаштрихованные места нужными красками, тонами и акцентами.

Потому что: