Осколки любимого сердца

За вечером пришла ночь, сытых ребят уложили спать. Родители легли внизу, на веранде. Встать среди ночи и незаметно прошмыгнуть мимо них, достать из тайника пистолет, бесшумно открыть скрипучую калитку и убежать в лес — это казалось невозможным.

Повздыхав и поворочавшись в кроватях, братья затихли…

Где-то в четвертом часу Митяй проснулся, как от толчка. В комнате было свежо. Звездное небо заглядывало в распахнутое настежь окно, несильный ветерок шевелил углы раздвинутых занавесок. Мальчик удивился: мама никогда не разрешала им спать при открытом окне. Она всегда проверяла, закрыли ли сыновья створки, разрешая оставить открытой лишь форточку. Никакие разговоры о пользе свежего воздуха на маму не действовали: «Вы всегда сбрасываете с себя одеяла, а ветер ночью прохладный, и простудиться вам ничего не стоит!» — говорила она.

Ничего не понимая, Митяй приподнялся на кровати и оглядел комнату. Кровать брата белела в темноте простыней — она была пуста, скомканное одеяло лежало в ногах! Игорь ушел куда-то ночью, выбрался через окно и ничего не сказал ему! И конечно, именно потому, что захотел в одиночку пострелять в лесу из пистолета! Обидная мысль словно вытолкнула мальчика из кровати, он заметался по комнате в поисках майки и шорт, что-то уронил, что-то звякнуло — наконец натянул на себя одежду и, глотая слезы, полез в окно. Проделал он это с грацией медвежонка, но в четвертом часу ночи от странного шума во дворе никто не проснулся…

* * *

Тело Игоря Литвинова нашли метрах в двухстах от того места, где ровная деревенская дорога устремлялась в лесок и уже тропинкой текла меж деревьев. Мальчик лежал навзничь, в траве, в одежде, насквозь пропитанной кровью. Игорь нанес себе смертельную рану: он прострелил главную артерию на ноге, и пульсирующая кровь излилась из нее за считаные минуты. Это и было причиной смерти мальчика: «невосполнимая потеря крови» — так записали в медицинском заключении, в графе «причина смерти».

— Тело нашел Митя? — спросила я.

— Да… Он вбежал в лес, пометался, выкликая брата, и вдруг наткнулся на него. Мальчик был еще жив, но говорить ничего не мог, только слабо шевелил губами. Митя пытался поднять его и отнести домой — но много ли сил у двенадцатилетнего ребенка? Тогда он кинулся обратно в дом, разбудил родителей. На это понадобилось не больше пяти-шести минут, но, когда Литвиновы склонились над истекающим кровью сыном, все было уже кончено.

— Галина! Но я опять же не вижу в этой, безусловно, печальной и трагической истории ничего сверхъестественного! Ребенок забавлялся случайно найденным пистолетом, и поскольку он не умел обращаться с оружием — то и нанес сам себе смертельную рану! Ужасно, горько, печально, но… при чем же здесь самоубийство?

— Многие после того, как стало известно о смерти мальчика, думали так. Но все они ошибались. Ведь мальчик оставил предсмертную записку.

— Как?

— Да. Только когда ее обнаружили, близкие Игорю люди, в том числе и я, вспомнили о том, что мальчик в последнее время вел себя очень странно. Он часто задумывался, грустил. Заговаривал о смерти, спрашивал у взрослых, что бывает с душой человека, когда она, как это принято говорить, «отлетает от тела». И наконец, в комнате у него нашли много странных брошюр с размышлениями о смерти, любви, жизни и способах ухода из нее.

— А записка? Что говорилось в записке?!

— Она не оставляла сомнений. «Прости. Не грусти. Не беспокойся. Я должен быть один и подумать о том, попаду ли я в рай» .

— Странный текст.

— Да, очень. Но только если не знать, как он расшифровывается.

— И как же?

— «Попадете ли вы в рай?» — так называется одна из глав в той самой брошюре «Новой жатвы», которой зачитывался Игорь.

Галина Сабежникова смотрела на меня с болью. Я знала, что воспоминания о любимом племяннике, всколыхнувшись со дна ее души, теперь долго не отпустят женщину. Да, своими вопросами я снова отбросила ее туда, в тот кошмар…

Но я должна была знать правду.

— Скажите… — она спросила очень осторожно, в тайной надежде на чудо, — скажите, а Игорька и того, второго мальчика… Вадика… их действительно убили эти… из «Новой жатвы»?

— Нет.

Я сказала это очень твердо, а затем, глянув в затуманенные болью серые глаза, повторила еще тверже:

— Нет!

— Но как же…

— Мне кажется, кое-что я уже могу объяснить вам. Вадик Панин в действительности просто захотел напугать отца, чтобы наказать его. Но поскользнулся, не удержался — и тем самым погубил себя… ведь подростки редко когда всерьез думают о самоубийстве! Они вообще не знают, что такое смерть, где-то в глубине души все эти вспыльчивые мальчики и девочки таят надежду на то, что они умрут как-нибудь «понарошку», просто так, чтобы понаблюдать, как плачут и раскаиваются обидевшие их взрослые.

— А Игоречек?

— С Игорем… с Игорем все гораздо сложнее и трагичнее. Я думаю… Я даже уверена, что его убил собственный брат.

— Да вы что, Женя?!