Осколки миражей (СИ)

Ослепительные горячие лучи солнца поблекли, а потом и вовсе исчезли с бежевого ковра, заставив тонкий узор золотистой вышивки по краю потускнеть и стать бледно-бронзовым. Потом город накрыла густая тень горы, потом начало смеркаться. На подоконник упали первые капли пожирающего разум дождя, и София закрыла окно. А никто из реваншистов так и не появился.

Она ходила по полутемному помещению взад-вперед. Отыскала старый бытовой вадрит, зажгла лампу — масла там оставалось совсем немного — нашла какую-то книгу, стала читать, не вникая в содержание. Тревога пополам с яростью затмевали все остальные чувства. Зачем, в конце концов, им понадобилось закрывать ее здесь? Или это был такой хитрый план — вывести принцессу на чистую воду, убедить довериться новым соратникам, а потом заманить в заточение и заморить там голодом? Это было бы смешно, если бы не казалось правдой все сильнее с каждым часом.

И только в одиннадцать вечера лязгнул замок и дверь отворилась, пропуская Итилеана. Выглядел тот растерянным.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он. — В замке творится что-то невообразимое… Наверное, вам лучше вернуться на кухню. Соберемся здесь позже, когда все уляжется.

— А в чем дело? — София отложила книгу. — Где остальные? Что случилось?

— Король подозревает крупную государственную измену. Вот только изменника так и не нашли. Зато теперь здесь Л'Аррадон, который просвечивает магией всех поголовно и отчего-то бесится… странно, беситься должен был бы король… и невозможный кавардак. Простите за задержку. Бегите на кухню.

Итилеан подошел ближе. София поежилась. Он все еще не вызывал никакой симпатии, лишь смутное опасение.

— Скажите, — ум, весь день бурливший от мыслей о реваншистах, переворотах и стратегиях, теперь с готовностью ухватился за новую пищу, — а мы можем что-то извлечь из этой измены? Повернуть ее себе на пользу?

— Я бы сказал, нет. Такое впечатление, что при дворе завелось еще одно гнездо интриганов с неизвестными целями. Пусть их. Нам нет до них дела, пока их действия не затрагивают нас.

Он слегка улыбнулся.

— Л'Аррадон доберется и до слуг, когда успокоится и проверит придворных. Идите. Только ожерелье оставьте. Здесь ваше зелье будет в большей сохранности.

София поднесла руку к шее, готовая послушаться, но остановилась:

— Нет. Я вам не доверяю.

Она ожидала спора, ссоры, вспышки бешенства, угроз — чего угодно, кроме негромкого смеха в ответ.

— Правильно делаете. Впрочем, как пожелаете, ваше высочество, — тихо проговорил Итилеан. — Кроме того, за вами еще пара ответных ударов…

Он легко взял ее за плечи и развернул к двери.

И, поспешно направляясь на кухню и с трудом ухитряясь не запутаться в бесконечном лабиринте дворцовых коридоров, София подумала, что не знает толком, о каких ударах он говорил, но за свою наглость вполне заслужил любых.

* * *

Узкая тенистая улочка извивалась змеей, изгибалась под неожиданными углами. Там, за задними стенами этих скромных трехэтажных домов, простирались обширные сады и задние дворы имений богачей. Пыльный переулок, так называли это место. Обиталище малоимущих и экономных. Ему позволили разделить тылы двух богатых кварталов, чтобы взоры владельцев тех роскошных домов, которые порой проглядывали из-за пестрой листвы садов и живых изгородей вдали, не смущал вид изнанки имения соседа.

Поэтому из тех окон, что выходили во двор, можно было увидеть высокий каменный забор почти вплотную к дому, а дальше — только листву и цветы, острые крыши и шпили, фигурные дымоходы и гребни.

А из тех, что выходили на улицу, — серые неброские фасады зданий напротив, маленькие магазинчики и скудную зелень. И задерганных усталых людей в одежде такой же пыльной, как и тонкая полоска дороги между домами.

Помещений в квартире было всего два. Узкая длинная комната окнами на улицу и нечто совмещенное, эдакая прихожая-кухня, разделенная символическими перегородками и смотрящая окнами на чей-то сад из пушистых нежно-салатных деревьев.

В главной комнате висели плотные сине-зеленые шторы с геометрическим орнаментом, на полу лежали потертые дорожки из похожей ткани, вся обстановка ограничивалась полосатым зеленым диваном и парой таких же кресел, а у окна на незастеленном столе стоял единственный предмет. Печатная машинка.

Именно такой незамысловатый интерьер открылся Элейн, когда Эреол распахнул перед ней двери этого безликого жилища.

— Неужели все так серьезно? — спросила она, продолжая начатый разговор. — Настолько, что ты решил выбраться из убежища, чтобы быть ближе к событиям?

— То, что ты рассказала… оно настораживает, — отозвался колдун. — Особенно о видении разрушенного замка. Купания Кервелина под дождем, вспышка ярости Л'Аррадона — мелочи, по большому счету. А руины — это что-то посерьезнее.