Осколки наших грез

Я пораженно посмотрела на Давида, ища поддержки, но тот молчал и крутил в руке бокал виски.

– Самому не верится, но я согласен с «васильком», – сказал Назар. – Кощей не успокоится, пока яйцо с иглой будет в наших руках. И едва ли он приготовится к казни на выборах. Наш ход будет хорош неожиданностью. А за Надю не переживай, её быстрее пожалеют, чем клеймят продажной шлюхой.

– И ты готов пойти на это? Он твой отец, Назар.

– Спасибо, что напомнила, – огрызнулся он. – Платон не только мой отец, но и злостный манипулятор. Подлец. Нарцисс. Дьявол. Старик подумывал, что мы мертвы и нисколько не горевал. Он даже нашу смерть принял за некий козырь. Твою мать, он хотел тебя грохнуть несколько часов назад. Разве это не аргумент?

Спорить не было смысла. Я одна из первых, кто поставила этого человека на пьедестал «самых ужасных». Однако мысль об очередных разбирательствах сопровождалась липкой тревогой.

– Давид? – я вопросительно взглянула на парня, что не вступал в переговоры.

– Если мой отец холоден душой и способен на посягательство… То он мне больше не отец, – парень выдохнул. – Мне жаль, Снежана, правда.

И пусть боль грызла меня годами, я успела пересмотреть тот случай. Он не сломал меня, напротив, сделал сильнее. Я мысленно благодарила Давида за чуткость, но меньше всего хотела, чтобы меня считали жертвой.

Не быть мне такой, как Надя. Никогда.

– Ладно, – неохотно согласилась я. – А что будет с «Эдемом»? Кто тогда займёт должность Платона? Очередной Сотников?

– Чёрта с два, – хмыкнул Давид. – У меня есть дела поважнее, чем господство над миром. Например, алкоголь и девушки.

– И снова согласен! – радостно воскликнул Назар. – В жопу командирские трусы! Без них куда лучше! Следующий кандидат на престол – Альберт. Но боюсь, что он откажется. Так что в ваших силах переубедить папика. Хотя, мне плевать, пусть хоть надувного единорога выберут. Какой толк от этих мэров?

– Отец наверняка откажется, – уверила я. – Тогда голоса распределяться на вас. Всех четверых. Вы готовы к этому?

– Этого не будет, любимая. После выходки с записью, никто не захочет доверять нам. Ты ведь знаешь эдемцев, они уважают полную безупречность. А в нашем плане маловато-то светлых проблесков. Мы выбрали войну вместо мира. Даже тебе не светит мягкий стул, ибо некая примитивная часть посчитает тебя за распутницу. Прости их за глупость. Им нужен новый цветок, чистый, как белая роза. И главное регрессо – он должен быть показательным семьянином. То есть, мы в полном пролёте, если ты сейчас же не поедешь со мной в ЗАГС.

Назар оставался собой в любой ситуации, даже самой катастрофической. Казалось, что будучи на одре смерти, он напоследок попросит медсестру показать ему грудь и только тогда уйдёт в мир иной с довольной улыбкой на устах.

– Я бы мог занять эту должность, – гордо вставил Авдей.

Парни прыснули от смеха. Мне хватило сил подавить смешок.

– А что такого? – возмутился братец. – Вы могли бы смолчать о моей причастности к делам. Да и фиктивный брак – дело несложное. Всяко лучше, если за рулём будет кто-то из своих.

– Из своих? – гневно фыркнул Давид. – Всетвоисейчас в парикмахерской. Бреют ноги и подпирают цвет лака.

Странные определения в сторону Авдея звучали слишком частно, а я не могла найти им объяснения. Да и разбираться в этом сейчас отнюдь не хотелось.

– Как насчёт Алекандры? – спросила я, тем самым погасив братца.

– Вполне, – ответил Назар. – Она заслужила доверие, несмотря на то, что одинока. И я готов быть её ухажёром, если ты не заревнуешь, – парень задумался. –  Как забавно. Если ты выйдешь за Матвея, то будешь называть меня «папочкой». Даже в самых ярких фантазиях я не мог о таком размышлять. Обожаю законы кармы.

– Прекрасно, – буркнул Авдей. – Вы никогда меня не поддерживаете.

Давид выдохнул в бокал и закатил глаза.

– Для поддержки таких как ты существуют специальные кружки.

– Пошел ты.

– Добавишь, «на хер» и попрощайся с перьями.

– Скажи это своему отцу, который не прочь подёргать за перышки. Особенно маленьких беззащитных девочек.

– Дели контекст, Авдей. Или ты готов взять ответственность за Альберта? Что ж, может тогда поговорим о незаконном сбыте лекарств, которые покрывал Платон?

– Это разные вещи.

– Ты назвал свою сестру – вещью?

Эти разговоры сводили с ума. Их пререкания поспешно переросли в ссору. Будучи изнеможденной сегодняшними событиями, я покинула гостиную и поднялась на второй этаж. Спряталась в пустой комнате, вышла на открытый балкон. Не могла надышаться. Душа будто одеревенела.

Быстрей бы забыть этот ужас.

Лес медленно погружался во мрак, вместе с тем росли мои сомнения. План парней походил на дешёвую месть. Он был импульсивен и не обдуман. Всё не могло быть так просто. Меня не так коробила мысль о раскрытие детской тайны, ведь я и так решила покинуть «Эдем», как пугала возможная сатисфакция.