— Подвалы распространяются под всеми корпусами, — поведала монахиня, не иначе как нутром чуя любопытство гостей. — Начало положила одна из затворниц, матушка Серафима, в начале девятнадцатого столетия. Она устроила себе келью прямо по соседству с погребом. Говорила, всякая крыса достойнее ее, грешной, а потому надобно знать свое место. За ней потянулись другие, в основном, схимницы, ищущие уединения. Подземелья продолжали расширять на протяжении полутора веков. В миру о них не упоминали, поэтому по округе долгое время бродили слухи, будто бы в здешних краях люди пропадают.
Матушка повернула за угол, и Андрей заметил улыбку на ее губах.
— По преданиям, некоторые ходы тянутся на несколько километров, но мы не проверяли. В годы гонений глупые суеверия неожиданно пригодились: святыни из сожженной церкви удалось спасти в подземельях. А потом уже люди со всех окрестностей стали свозить сюда церковную утварь, книги и иконы из разрушенных храмов и собственных имений. За пятьдесят лет добра накопилось столько, что до сих пор не разобрали. Какие-то вещи вернули приходам и потомкам бывших владельцев: тем, кого удалось разыскать. Но большей частью все и поныне хранится здесь: многие не оставляли обратных адресов, да и вещи порядком обветшали. Иконы, например, требуют реставрации, только денег у нас нет, иконописцев тоже…
— Я художник, — вырвалось у Андрея.
— Правда? — Александра оглянулась на него через плечо. — Значит, нам вас Бог послал. Догадываюсь, о чем вы думаете: Москва могла бы привлечь сюда паломников и туристов, восстановить монастырь. Но мы не жалуемся, не бедствуем и не стремимся к обогащению. У нашей общины другая миссия.
— Тайная?
— Можно и так сказать.
Коридор разветвился.
— Здесь погреб и хозяйственные помещения, — мимоходом объясняла матушка, кивая на боковой проход, откуда сильно тянуло холодом. — Дальше кухня и трапезная. Там часовня, в которой молились опальные сестры во времена репрессий: многие приезжали сюда из разоренных монастырей, отданных под склады и казармы. Когда-то это была пещера, но с годами ее благоустроили, и теперь в ней есть все нужное для богослужений.
Ступени, ведущие к часовне, утекали вниз.
— Под хранилище отведена южная часть подземелий. Путешествовать туда не возбраняется, но лучше соблюдать осторожность: с непривычки легко заблудиться.
Так и подмывало спросить, откуда сестры берут средства к существованию, однако Андрей счел это бестактностью. Наверняка выращивают овощи, держат кур или еще какую скотину — недаром рядом с корпусами несколько хозяйственных построек.
— Свободных келий много, но не все отапливаются. Печки есть здесь, — Александра открыла одну из дверей, потом другую, напротив, — и вот здесь. Растопку принесете сами, Вениамин покажет дровяник. Лампы найдете в подсобке, масло к ним тоже, однако зажигать сразу десяток не советую — запасы ограничены; хорошее освещение мы используем, в основном, в мастерской, — она зажгла лампу, стоявшую в келье. — Ужин в семь. Не опаздывайте.
Матушка ушла, и пятнышко желтого света уплыло вместе с ней по узкому коридору.
Похоже, пророчество насчет землянок и капусты сбывалось, уныло подумал Андрей. Блуждать в потемках, понимая, что над головой кубометры земли, зависеть от допотопной лампадки с пыльным плафоном, и вытирать плечами стены, пробираясь по тесному проходу, — не так он представлял себе укрытие, когда просил Вениамина о помощи. Это же настоящие каменные тиски! Защемят — не вырвешься!
Фитилек едва тлел, жиденького света хватало лишь на то, чтобы оценить крошечные размеры комнатки. Жесткая койка, рассохшийся сундук и буржуйка с трубой, уткнувшейся в стену, — вот и вся обстановка.
— По-твоему, здесь безопасно? — обратился Андрей к Вениамину.
— Вполне, — лаконично ответил тот. И больше, по обыкновению, не добавил ни слова.
Позже, когда поленья разгорелись за ржавой железной дверцей печки, а на сундуке в рядок выстроились сразу три лампы, Андрей сидел, пригорюнившись, на кровати и ждал ужина. До семи оставалось полтора часа, живот сводило от голода. В душе образовалась тошная, болезненная, безысходная пустота. Душу терзали страхи и сомнения — не за себя, ибо леденящий ужас, испытанный в преддверии смерти, надежно притупил чувствительность. Беспокойство вызывал Азариил: что грозило непокорному ангелу на Небесах?..
— Не помешаю? — угрюмо осведомился Андрей, постучавшись в соседнюю келью.
Варя читала, взобравшись с ногами на койку и держа горящую лампаду прямо над страницей.
— Все молишься? — он кивнул на книжку в ее руках и не стал прикрывать дверь: в замкнутом пространстве развивалась клаустрофобия. — Чувствую себя замурованным заживо.
— Мне тоже неуютно, но Вениамин…
— По-прежнему доверяешь ему?
— Азариил доверял.
— Азариил едва не перерезал мне горло, — в груди всколыхнулся гнев. Может, если разозлиться, станет не так погано?
— Он защитил тебя.