Осколки памяти

На войне артиллеристы гораздо чаще держали в руках лопату, чем снаряд. Интеллектуальная часть службы по определению выгодного расположения орудия, секторов обстрела, расстояний до рубежей поражения у опытных бойцов проходила быстро и незаметно не только для стороннего человека, но и для самого расчета. А вот работа лопатой по рытью капониров, окопов и мест складирования боекомплекта, и топором – для обеспечения маскировки, погрузка и разгрузка снарядов, чистка орудия и личного оружия, дублирование всего этого при подготовке запасных позиций, а если хватало времени, то и строительство ложных – это и есть сущность службы артиллеристов во время войны.

Самое яркое воспоминание за период обучения никак с боевой подготовкой связано не было. В Алма-Ате знаменитый режиссер Александров снимал «Ивана Грозного». На роли опричников задействовали курсантов артиллерийской школы, среди которых был и Валентин. Правнучки и в шутку, и всерьез гордятся, что прадедушка «между боями» выбрал момент, чтобы внести «весомый вклад в создание классики отечественного кинематографа». Правда, все их попытки, даже с использованием компьютерных технологий, отыскать среди массовки своего прадедушку успехом не увенчались.

Но самые приятные воспоминания сохранились от двух недель службы в Узбекистане. По всей видимости, командование решило перед отправкой на фронт позволить молодым солдатам немного отдохнуть. Каждый день после необременительной строевой подготовки их задействовали в охране садов. И в 95-летнем возрасте Валентин отчетливо помнил, как ошеломленно смотрели его земляки-сибиряки на роскошные абрикосы, персики, инжир, которые прежде они видели только на картинках. Даже привычные яблоки и груши радовали глаз своим разнообразием и, конечно, дивным ароматом и сладостью. Они и не подозревали, как много существует сортов винограда, какими божественно вкусными бывают дыни. Погода тоже радовала. Зной уже исчез, теплый ветерок расслаблял, настраивал на ленивую истому. Этот отрезок службы долго еще оставался в сладких снах, и когда они мчались в теплушках на запад, и на фронте в ночи затишья.

Летом просыпаться было значительно хуже. Зимой ночь не сразу позволяла увидеть себя беспомощно распластавшимся поперек кровати. Переход от сна к яви проходил постепенно, иногда позволяя надеяться, что это просто продолжаются ночные фантазии. А в июне уже в 4 часа солнце беспощадно вырывало Валентина из мягких объятий Морфея и не оставляло ни одного шанса на побег, ни малейшей надежды вновь распоряжаться своими ногами.

Он вспоминал, как любил встречать рассветы в горах недалеко от станции Чокпар, куда он приехал с молодой черноглазой красавицей женой помогать осваивать целину. Ноги после ранения уже выдерживали и поездки на охоту на мотоцикле, и лазание по горам в поисках диких баранов (архаров) и козлов (тээке). Молодость и желание доказать самому себе и врачам, что он не инвалид, его настырность сделали свое дело – про костыли он уже забыл.

О первой сразу после ранения встрече с врачами в памяти сохранились лишь фрагменты. На операционном столе он услышал разговоры хирургов, которые будничными усталыми голосами обсуждали, как отрезать ноги – по колени или, в надежде предотвратить сепсис, «по самое не могу».