Осколки пятой звезды

– Очень приятно, Татьяна, – улыбнулась я.

– Так что, готов у тебя анализ? – явно не желая, чтобы этот разговор получил дальнейшее развитие, встрял Беляев.

– В целом да, – спокойно ответил Эдик. – Причина смерти понятна, осталось только оформить бумаги. К вечеру, думаю, смогу сдать официальное заключение.

– Ну причина смерти – она и без того была понятна, – пренебрежительно проговорил Беляев. – Ребята из опергруппы говорили мне, что там живого места нет.

– Да, отделали его хорошо, но, когда закапывали, он был еще жив. Причина смерти – удушье.

После этого сообщения в разговоре образовалась пауза, ибо не только Беляев, но и я на мгновение потеряла дар речи.

«Закопали живым? – в изумлении думала я. – Вот это номер! Нет, дело тут явно не в уходе от налогов. Тут, несомненно, что-то личное. Избить, закопать, да еще закопать недобитым, чтобы подольше мучился, чтобы пойти на такое, нужно ненавидеть лично. С кем же Хикметов так жестко что-то не поделил?»

Вопрос оставался открытым.

В полном молчании мы прошли в холодильник, и Эдик открыл одну из секций, предоставив для осмотра труп.

Упитанное волосатое тело, представшее нашим взорам, действительно было сплошь покрыто синяками и ссадинами. Но по характерным пятнам на лице и шее даже я, не являясь судмедэкспертом, могла бы сделать предположение, что смерть наступила не от ударов.

– Сломаны ребра, переносица, – будничным тоном перечислял Эдик. – Множественные гематомы на лице и теле. Смерть наступила от асфиксии.

– Н-да-а, – обескураженно тянул Беляев. – Поработали с парнем конкретно. А может быть, они, когда закапывали, просто не знали, что он еще жив?

– Все может быть, – философски заметил Эдик. – Но по ранениям несовместимого с жизнью ничего нет. В принципе, можно было догадаться.

– А что-то еще достойное внимания в этом случае имеется? – на правах «практикантки» скромно поинтересовалась я. – Какие-то особенности, что-то необычное?

– А то, что его похоронили живым, это обычно? – саркастически усмехнулся Эдик.

– Нет. Но я, собственно, спрашивала о деталях, а не о случае в целом. Понятно, что эпизод из ряда вон выходящий, но ведь для расследования гораздо важнее, кто это сделал, а не как. Нам нужно найти преступника, труп – это ваша епархия. Поэтому я и спрашиваю, не было ли обнаружено при осмотре чего-нибудь такого, что могло бы дать некую наводку. Какие-то характерные детали, специфический «почерк»?

– Почерк? – слегка задумался Эдик. – Нет, кажется, специфического ничего не было. Правда вот… Переносица у него сломана довольно своеобразно. Перегородку почти сплющило, но все-таки можно предположить, что удар был нанесен справа.

– То есть бил левша?

– Вполне возможно. Ребра тоже сломаны с обеих сторон. Хотя здесь могли бить и ногами, в этом случае понятно, что удары могут попасть куда угодно. Если его повалили на землю и мутузили со всех сторон…

– Да уж, тут прицеливались вряд ли, – согласилась я.

– Так значит, левша? – деловито включился в разговор Беляев.

– Возможно, – вновь не стал конкретизировать Эдик.

– Ну а кроме этого есть какие-то особенности, характерные детали? – с глубокомысленным видом повторял мои слова следователь, не придумавший ничего лучшего, чем за чужой счет проявить свою «компетентность».

– Больше ничего, – со скучающим видом ответил Эдик, в третий раз выслушивавший один и тот же вопрос.

– Ладно, хорошо. Значит, когда оформишь заключение, сразу пришлешь мне, – распорядился Беляев и, повернувшись в мою сторону, совсем другим тоном добавил: – Идемте, Татьяна.

Очередную саркастическую усмешку на лице Эдика и едва слышное: «Слушаюсь», сказанное вслед Беляеву, заметила только я.

Оказавшись на улице, следователь дал волю чувствам.

– Ну и дельце! – отдуваясь, будто пробежал стометровку, говорил он. – А как невинно все начиналось! Муж ушел на работу и третий день не появляется. Классический «левак». А в результате – зверское убийство. Это ж надо – живым мужика закопали!

Не акцентируя то, что «леваком» это «дельце» представлялось лишь в его собственном больном воображении, я постаралась направить разговор в более продуктивное русло.

– Примета довольно характерная, – многозначительно заметила я. – В таком стиле обычно разбираются между собой криминальные группировки. Хикметов начинал в те времена, когда «эхо девяностых» было еще хорошо слышно. Может быть, причина всего произошедшего в том, что он не поделил что-то со старыми друзьями?

– Хм, – с умным видом наморщил лоб Беляев. – А что, вполне возможно.

– Вот именно. Ведь нам не известно, что стояло у истоков его бизнеса. Может быть, кто-то из тогдашних «авторитетов» ссудил ему некую сумму на раскрутку, а сейчас захотел получить причитающееся.

– А Хикметов не захотел отдавать?

– Да. Ведь такое вполне могло случиться.

– Могло, не спорю.