Осколки под стеклом

— Скоро, — сказал Крис, поднимаясь из-за импровизированного стола, — сюда придет Игорь. Его сложно будет узнать, но вы узнаете. К этому времени ты должен поднять войска, Антон, иначе твой город превратится в гетто. Из подвалов не правят. Если ты не выберешься наружу, ничего не изменится. Ты устал и знаешь, что не все ладно, но закрываешь на это глаза, потому что тебе больше не хочется отправлять людей на смерть. Тебе ночами снятся горячие куски мяса, прилипшие к стенам, и пальцы, которыми сначала завязывают шнурки и которые потом лежат на асфальте. Ты хочешь сделать вид, что справился.

Антон убрал пистолет обратно в кобуру, застегнул несколько пуговиц и поднял на Криса отчаянные глаза.

— Я справился, — хрипло сказал он.

— Неправда, — который раз за день ответил Крис. — Ты играл в освободителя и проиграл.

— И как я должен поднять армию? — с презрением спросил Антон. — Я смог собрать своих — с кем воевал раньше, смог найти несколько отморозков, согласившихся нацепить пояса смертников, но я не Че Гевара, чтобы начинать революцию.

— Я дам тебе Кайдо, — ответил Крис, и Кайдо, возившийся с разорванным рукавом, повернул голову, словно не веря. — Кайдо способен перемкнуть мозги любого, кто когда-нибудь держал в руках оружие.

Он развернулся к отцу Андрюше и наклонил голову:

— У вас такие интересные пуговицы, святой отец.

— Да, — печально сказал отец Андрюша и посмотрел на свернутую на коленях истрепанную жилетку. — Со звездочками.

— Позвольте, — попросил Крис, наклонился и снял с ткани маленький металлический кружочек. — Возьму себе за труды.

— И все? — хмуро спросил Антон. — Зачем ты все это делаешь? Из-за пуговицы?

— Я хочу, чтобы заработал мой телефон, — пояснил Крис, — и я снова стал кому-нибудь по-настоящему нужен. Кайдо, ты все понял?

— Ага, — кивнул Кайдо, облизывая пальцы, чтобы развернуть истрепанную колоду веером. Он вытащил одну карту и радостно взвыл: — Дьяяявоооол! Ну что, камрад, — хищно улыбнулся он Антону. — Пошли, сделаем из тебя Че! Начнем с самых верхов. Кто сейчас самый главный вояка в этой дыре?

Антон, словно подтверждая слова Криса о способности Кайдо, послушно развернулся и пошел по коридорчику, пригибаясь. Кайдо отправился следом.

— Он хороший мальчик, — тихо сказал отец Андрюша. — Он правда хотел кого-то спасти.

— Я знаю, — ответил Крис, вертя пуговицу в пальцах. — Он просто наткнулся на одну неприятную особенность выбора: выбирая, белые или черные фигуры, ты обязуешься играть. Вы играете в шахматы, святой отец?

— Играл, — ответил отец Андрюша.

— Я так и думал.

Глава 11 Повешенный

Его все меньше интересовал внешний мир. Что-то происходило там, за стеклами то окна комнаты, то автомобиля, то больницы, но смысла рассматривать и думать об этом Игорек больше не видел. Все, что в нем было открытого, неравнодушного, направилось вовнутрь и там строило свой мир — мир, где вместо солнца висело медленно, тяжко бьющееся сердце, а песок лился кровью по уставшим венам. Иногда Игорек брался за книги, но редко прочитывал больше двух страниц — любое указание на то, что существует не только улица и дом напротив, вгоняло его в транс. Ему представлялись разноцветные кубики — древесины, земли, воды, огня, света, и из них отлично строились другие улицы и дома. Он выкрашивал крыши в красный цвет, возводил белые стены и подвешивал мосты над пропастями. Над всем этим колыхалось сердце, и живыми по пустыне лениво бродили только огромные, с межконтинентальный лайнер, черепахи.

Игорек ложился на диванчик и замирал. Он видел надтреснутые панцири, когтистые лапы и чувствовал, как горячий песок шуршит в венах — приятно сжимая их и потягивая своим движением.

Глаза закрывались, но спать Игорек больше не мог. Ему не хватало сил расстаться с городом под красными крышами, и не хватало усталости, чтобы уснуть. Вечно дрожали руки, а ноги сводило долгими судорогами, во время которых он вытягивался и кричал, не заботясь о тишине.

По утрам ему было плохо. Нервы, словно нити паутины, реагировали на любой шум и свет — он схватывался с постели, в бессильной ярости бился о дверь, стараясь причинить себе как можно больше боли, чтобы забыть о том, что нервы рвутся.

Бледное лицо, которое уже никто не гримировал, превращалось в полупрозрачную маску. У зеркала Игорек подолгу рассматривал свои височные кости, скулы, челюсти. Голубые глаза, с широким, как у испуганной кошки, зрачком, смотрели злобно.

Успокаивался Игорек только вечерами, когда приходил вниз, в каминную залу, и получал свой чай и укол. Тогда снова начиналось бесконечное строительство мира, а мозг работал, как компьютер, выдавая пачками нестройную, но несомненно важную информацию.