Осколки под стеклом

Кайдо догрыз последний рыбий хвостик. Его знобило, соленые мокрые пальцы оставляли на клавиатуре и кнопках мышки влажные красные следы. Пальцы он облизнул, позаботившись о ранах, но потом, забывшись, снова потянул ко рту и опять выкусал мясной комочек. Кровь полилась сильнее.

Тогда Кайдо вытер руки о вязаную пыльную шаль и сгорбился в своем кресле, совершенно растерянный. Динамики дипломатично молчали. Ящерицы свисали с потолка сталактитами, изредка вытягивая тонкие медленные лапки.

— Слушай, — почти шепотом сказал Кайдо. — Найди-ка мне ближайший ход к Проводнику.

— Кельше рядом, — деловито сказал динамик.

— Да, — согласился Кайдо. — И побыстрее. Я должен его найти.

В комнатах снова было тепло и уютно. Елочные гирлянды тихо рассыпали искры по углам. Кошачьи фигурки выгибали гладкие спинки, от зеркал шел розовый пар. Крис сидел на подоконнике, завернувшись в мягкий плед, и немигающими глазами смотрел на белый прямоугольник двора. Где-то в коридоре шуршали конфетные обертки — негритенок украдкой потрошил коллекцию фантиков. Над домиком солдатика реяли мелкие звезды. Сам он сидел на крылечке и курил трубочку. Глянцевитые капустные кочаны крепко сидели на грядках. На шкафу тихо постукивало — вернувшийся с прогулки голубь клевал разноцветный мелкий бисер, который Крис насыпал в его кормушку.

В сиреневой чашке медленно остывал чай.

В эту ночь Крис решил не ложиться спать — хотелось побыть в прошлом, а оно приходило только наяву.

Всплывали в памяти изрезанные фьордами берега, клочья седой пены, взмывающей к серому низкому небу, подсвеченному фосфорическим желтым. Разноцветные скалы, влажные и морщинистые от старости, тоскливые птичьи вскрики.

Солдатику, видимо, тоже было что вспоминать, потому что он то вздыхал, то качал головой, а иногда поглядывал на Криса с удивлением — редко приходилось видеть того прежним, не срисованным с тысяч человеческих признаков и привычек. Крис редко возвращался в прошлое и редко становился собой, но в эту ночь его настроение чувствовала вся квартира — и никто не вмешивался, никто не нарушал покоя.

В ладонях Криса лежала, уютно устроившись, деревянная яркая фигурка.

Телефон надрывно взвизгнул и затрясся в глубине прихожей.

Солдатик предусмотрительно убрал трубочку подальше — над его домиком дождевыми нитями проплыли длинные пряди почти белоснежных волос. Перед Крисом уважительно распахнулись двери, кошки вытянулись в столбики, а негритенок понес следом золотые свечи на круглом серебряном подносе.

Все они ждали только одного — прежнего своего хозяина, и сейчас чувствовали своими деревянными, плюшевыми и фарфоровыми сердцами — в Крисе что-то изменилось, сдвинулось, и, может, скоро все станет по-прежнему.

Телефонную трубку Крис прижал к уху, согнулся в углу, не отрывая взгляда от деревянной фигурки.

— Спасибо, — сказала трубка надсаженным голосом.

— Телефон доверия, — откликнулся Крис. — Криспер Хайне. Я тебя слушаю.

— Ты знаешь… — сказала трубка и заперхала. — Бочина болит. Ни встать, ни лечь. То спина, то ребра. Думал, помру — отосплюсь, отдохну…

— И нет тебе покоя, — подытожил Крис. С такими делами он сталкивался часто.

Часто бывало, особенно с теми, кто ушел из жизни больше пятидесяти лет назад, что смерть не приносила им отдыха: то давило в груди, то тянуло в боку, то скрипел позвоночник. То вовсе болело так, словно раздробили на части.

На кладбищах Крис часто видел сваленные в мусорную кучу венки, обломки от прогнивших крестов, запыленные букеты и порой вырванные с корнем таблички с забытыми и никому больше ненужными именами. Равнялись холмики, наслаивалась могила на могилу, осыпались кладбищенские холмы, обнажая углы старинных гробов, и их оттаскивали в сторонку, выставляя на солнышко. Люди не могли справиться с наплывом своих мертвых, потому и придумывали правила — в городах неухоженная могила возрастом старше двадцати лет не имела шансов остаться целой, а в селах порастала бурьяном, пропадала в крапиве, оседала и становилась просто кусочком почвы.

Крис сомневался в том, что, узнай люди, какие муки это причиняет умершим, что-то изменилось бы. Так устроено человеческое сознание — вовремя забывать о других.

— …А я смотрю — мать моя, кипит. Кипит, как в плавильне. Двигатель наш. Справа дыра, и там борщ из гаек. И сам не успел понять, что горю. Так удивился. И думаю напоследок — отосплюсь хоть… отдохну.

— Как тебя зовут? — спросил Крис, откладывая в сторону фигурку.

— Горшков Александр, — с готовностью ответила трубка. — Пятая гвардейская танковая армия, восемнадцатый корпус.

Крис машинально вывел на куске бумаги заключенную в звезду свастику. Получился скорчившийся на пламени свечи паук, раскинувший изломанные конечности.

— Я понял, — сказал он трубке. — Привет только от тебя передать некому…

— Совсем некому? — со странным волнением спросила трубка. — А Пашка Чижов? Или Сеня?

Крис молча покачал головой. Трубка тоже умолкла.

Негритенок поправил оплывший на свечах воск, и они угасли.

Глава 2 Колесо фортуны