Осколки разбитой короны

— Ты что же думаешь, помилование поставит нашу гулящую братию на честную дорожку? Не успеют чернила высохнуть на приказе о помиловании, юный Дэш, как самые шальные из наших ребятишек уже будут срезать кошельки на рыночной площади или вламываться в складские подвалы. Темные делишки — это часть нашей натуры. Некоторые, как твой дед, вырываются отсюда, находят способ жить лучше, но для большинства остаются только Приют, канализация, городские крыши — Воровская дорога — и веревка палача. Это такая же тюрьма, как и та, что в подземельях дворца, потому что шансов вырваться практически нет.

Дэш пожал плечами.

— Ну, по крайней мере у вас, Трины и всех остальных появится выбор. Многим и этого не удается добиться.

Старик сухо рассмеялся.

— Ты не по годам мудр, Дэш, если действительно это понимаешь, а не просто повторяешь заученные с детства слова. А теперь иди.

Снаружи Дэша ждали три его спутника из рабочей бригады. Густав и Тэлвин стояли вместе, а Риз рядом с несколькими пересмешниками.

— Вы со мной? — спросил Дэш.

Риз покачал головой.

— Я не пойду. Я был пересмешником до того, как попался. Здесь мой дом и мои друзья.

Дэш согласно кивнул и обернулся к двум другим.

— А вы? — спросил он.

— Я солдат без оружия, — сказал Густав. — Мне нужна работа. Ты нанимаешь?

Дэш улыбнулся.

— Хорошо, я найму тебя.

— А я просто хочу выбраться из города, — сказал Тэлвин.

— Тогда пойдем втроем.

Трина подошла к Дэшу и встала перед ним.

— Ну что же, я провожу тебя назад самой безопасной дорогой. Подождите до заката, потом уходите из внешних лагерей. Ходят слухи, что армия принца подходит ближе, так что наемники даже во сне не расстаются с мечами. Там у тебя друзей не найдется.

Дэш кивнул и, вспомнив, спросил:

— А оружие?

— Оно у нас, — ответил крупный мужчина, первым поймавший его, — теперь Дэш знал, что его зовут Джон Таппин. — Мы его вам отдадим только перед уходом.

— Тогда пошли, — сказал Дэш.

Он оглянулся через плечо на закрытую дверь, за которой сидел старик, называвший себя одним из самых загадочных имен в истории Крондора. Дэш задумался о том, увидит ли он Хозяина еще когда-нибудь.

В сумерках они пустились в путь.

* * *

Паг сидел неподвижно, размышляя о выборе, который ему предстоит сделать. Миранда наблюдала за ним.

Наконец он отвлекся от того, что так напряженно созерцал в воздухе за окном, и сказал:

— Что?

Она рассмеялась.

— Ты ведь сейчас был в миллионе миль отсюда, правда?

Он улыбнулся в ответ.

— Да нет, всего в нескольких сотнях, но зато на расстоянии многих лет.

— О чем ты думал?

— О своем прошлом и о своем будущем.

— О нашем будущем, ты хочешь сказать.

Он покачал головой.

— Есть еще выбор, который могу сделать только я.

Миранда встала со своего места у камина, где догорал огонь, разведенный скорее для уюта, нежели для тепла. Бросив взгляд на мерцающие угли, она подошла к мужу и присела к нему на колени.

— Расскажи мне, — попросила она.

— Я про выбор, о котором говорил Гейтис. Скорее даже выбор, который сделали боги.

— Ты уже решил, как поступить?

Он кивнул.

— Думаю, у меня только один выход.

Помолчав немного, она спросила:

— А мне о нем рассказать не хочешь?

Он рассмеялся и поцеловал ее в шею. Она игриво взвизгнула, но тут же вскочила.

— Так легко ты меня не отвлечешь! О чем ты думаешь?

Паг улыбнулся.

— Когда-то в Зале смерти мне предложили возможность стать наследником твоего отца.

При упоминании о Макросе Черном Миранда нахмурилась. Она никогда не была близка с отцом, и причина этого крылась в основном в его связях с великими силами. Макрос представлял среди людей Сарига, утраченного бога магии, так что в ее жизни он присутствовал всего лишь десять лет из тех двухсот, что она прожила на свете.

— Я не могу быть представителем Сарига в Мидкемии, — продолжил Паг. — Это дело не для меня.

— Судя по тому, что ты мне рассказал, все остальные варианты были еще хуже.

— Я не умер, так что остается только один выбор, — сказал Паг с тревогой на лице. — Я должен буду жить, видя разрушения и смерть и теряя все самое дорогое для меня.

— Это ведь уже случилось, — сказала она, снова садясь к нему на колени. — Ты же потерял сына и дочь, так?

Паг кивнул, и она увидела в его глазах дымку все еще не утихшей боли.

— Но я боюсь новых потерь.

Она прильнула к нему, положив голову ему на плечо.

— В жизни всегда есть что терять, любовь моя. Пока мы не умрем, нам грозят все новые потери. Такова ирония жизни — ничто не вечно.

— Мне почти сто лет, — сказал Паг, — а я ощущаю себя ребенком.

Миранда рассмеялась, прижавшись теснее.

— Мы оба дети, любовь моя, а я в два раза тебя старше. По сравнению с богами мы младенцы, которые только учатся ходить.

— Но у младенцев есть учителя.

— И у тебя они были, — сказала она. — И у меня тоже.

— Мне бы и сейчас не помешал учитель.

— Я буду тебя учить, — пообещала Миранда.

— Правда? — Паг глянул на нее. Она поцеловала его.

— А ты будешь учить меня. И мы будем обучать твоих учеников на острове моего отца и учиться у них. Мы еще не все книги прочли и поняли, а есть еще Зал миров, через который мы можем дотянуться до мудрости, неведомой на этом крошечном шаре. И у нас на это есть века.