Осколки разбитой короны

— Это точно. Наверное, именно поэтому он всегда так паршиво играл в карты.

* * *

— Потрясающе, — сказал Накор.

Алета не шевельнулась, но все же проговорила:

— Я себя глупо чувствую.

— Ты замечательно выглядишь, — сказал Накор. Девушка стояла на ящике, одетая как обычно, только на голове и плечах у нее была льняная накидка. Рядом лихорадочно работал скульптор, стараясь запечатлеть в глине ее подобие. Он занимался этим уже три дня. И вот теперь наконец он опустил руки и объявил:

— Готово.

Накор обошел глиняную модель, а Алета спустилась с ящика и тоже подошла посмотреть.

— Я что, так выгляжу? — с любопытством спросила она.

— Да, — ответил Накор. Он еще раз обошел вокруг и наконец сказал: — Да, это сгодится. — Посмотрев на скульптора, он спросил: — Сколько времени займет работа?

— Какой вам нужен размер?

— Человеческий. — Он указал на Алету. — Сделайте статую размером с нее.

— Тогда на каждую статую понадобится месяц.

— Хорошо, месяц меня устраивает.

— Статуи сюда привозить?

— Одну доставьте сюда, чтобы поставить в тележном дворе, а вторую привезите в Крондор.

— Крондор? Господин Эйвери ничего не говорил насчет того, чтобы везти статую до Крондора.

— И вы не против, чтобы тележники ставили вашу статую?

Скульптор пожал плечами.

— Мне все равно, просто понадобится доплата.

Накор нахмурился.

— Об этом договоритесь с Ру.

Скульптор кивнул, тщательно завернул глиняную модель в клеенку и понес ее в свою повозку, стоявшую снаружи.

— Я еще нужна? — спросила Алета.

— Да, но позировать больше не понадобится, — сказал Накор.

— А в чем вообще дело? — спросила она, складывая накидку. — Как-то я себя глупо чувствовала, позируя для этой штуки.

— Это статуя богини.

— Ты меня использовал для статуи богини! — Судя по всему, ее это шокировало. — Это же…

Накор пожал плечами.

— Иногда я и сам не понимаю, почему поступаю так или иначе, но на сей раз уверен, что выбрал правильно.

Стоявший в углу брат Доминик счел нужным вступить в разговор.

— Дитя, — сказал он, — поверь мне, этот странный человек знает многое, чего он сам не понимает. Но если он что-то знает, значит, так оно и есть.

Судя по виду Алеты, это объяснение ее еще больше запутало. Доминик сказал:

— Если Накор сказал, что тебе можно позировать для статуи богини, значит, так оно и есть. Это не богохульство, поверь мне.

Это девушку успокоило больше, и она, уходя, помахала Накору рукой:

— Ну ладно, у меня там еще стирка.

Когда она вышла за дверь, Доминик подошел к Накору и спросил:

— И что вы видите в этой девушке?

Накор пожал плечами.

— Нечто удивительное.

— А поподробнее не объясните?

— Нет, — сказал Накор. — Поедете со мной в Крондор?

— В храме мне дали указания помогать вам по мере возможностей. Если это значит ехать в Крондор, тогда я поеду, — объяснил Доминик.

— Это хорошо, — сказал Накор. — Здесь дела пойдут и без меня. За кормлением голодных и обучением детей может надзирать Шо Пи. Он уже начал объяснять ученикам, что значит быть монахом; орден Дэйлы хорошо подходит для начинающих, и это отсеет тех, кто просто хочет бесплатно поесть и поспать в теплой постели, от тех, кто и правда хочет чем-то помочь.

— Когда выезжаем? — спросил Доминик.

Накор пожал плечами.

— Через пару дней. Последнее подразделение армии отправится в Крондор к принцу, а мы поедем с ними в качестве эскорта.

— Хорошо, — сказал Доминик, — я буду готов.

Доминик ушел, а Накор повернулся и через открытую дверь посмотрел на Алету, которая во дворе вешала на веревку выстиранное белье. Девушка встала на цыпочки, чтобы прикрепить белье прищепкой, и на мгновение солнечные лучи упали на нее сзади, окружив ее голову ореолом золотого света. Накор усмехнулся.

— Нечто удивительное, — повторил он негромко.

* * *

Обед был тихий. Весь вечер шли негромкие разговоры — о проблемах, которые предстояло решить правительству, о воспоминаниях, о лорде Аруте, но то и дело возникали долгие паузы.

Когда убрали приборы после последнего блюда, появились официанты, неся на подносах хрустальные бокалы и графины с бренди, Патрик сказал:

— Так как сыновья лорда Аруты не сумеют вернуться вместе с телом отца в столицу для похорон, я решил, что уместно будет почтить его память неформальными поминками. Если не возражаете, милорды, сейчас можно сказать о герцоге несколько слов.

— Мы с Арутой дружили с детства, — первым заговорил граф Силденский. — Если бы меня попросили назвать среди его многочисленных достоинств одно главное, я бы упомянул несравненную ясность его ума. Какое бы мнение и по какому бы предмету он ни высказывал, это было продуктом блестящего ума. Возможно, он был самый одаренный человек из всех, кого я знал.

Джимми и Дэш обменялись взглядами. Они никогда не задумывались о том, как воспринимали их отца его ровесники.

Потом высказались и другие дворяне, а последним говорил капитан Субаи. Долгих речей он не любил, и ему явно было не по себе, но тем не менее он сказал: