Но, вернувшись домой, Аран так и не смог ничего сказать родителям. А на следующее утро, когда он увидел свои кроссовки заклеенными и прошитыми, чувство вины в Аране только выросло.
Кристин не видела Арана уже несколько дней. Он выбежал тогда из кофейни и действительно пропал. Она гадала, к каким выводам пришел Аран и сумел ли он что-то исправить в своих прошлых ошибках, и даже подумала, что, возможно, он больше не вернется. Однако он пришел, к двенадцати часам ночи, слегка небритый, взлохмаченный и с покрасневшими глазами – насколько было видно при тусклом свете. И сразу с порога – к ней.
– Прости, прости, прости. Я забыл тогда заплатить в кафе. Держи.
Аран протянул ей деньги, на что девушка обиженно вздернула голову.
– Еще чего! Для начала – здравствуй.
– Здравствуй. Почему нет?
– Потому что я в состоянии угостить друга чашечкой кофе.
– Спасибо. Пожалуйста, возьми деньги.
– Ты мне мешаешь работать.
– Ты уже закончила.
– Еще десять минут.
У Арана больше не находилось слов, чтобы переболтать ее. Он перевел отчаянный взгляд на Яна, на что тот лишь отрицательно покачал головой, чтобы его не вмешивали в свои разборки.
– Тогда я приглашаю тебя еще на кофе. Только теперь я угощаю.
– Ну, сейчас уже все закрыто.
– Ну… когда что-нибудь откроется…
– Ну… одно местечко еще открыто.
Она повернулась к стойке и заискивающе улыбнулась бармену:
– Ян, угостишь нас кофе?
Бармен скривил рот и закатил глаза: «И платить за него придется, видимо, мне», но все же стянул две чашки с кофе-машины.
Они сидели за единственным освещенным в зале столиком, с двумя эспрессо, и Аран пытался сбивчиво, путанно, но детально рассказать о прошлом поступке с кружкой.
– …мне теперь думается, что я до того момента вообще никогда чувства вины как такового не испытывал. Собственно, я и не врал никогда до этого. После – не помню, а до этого – точно нет. У меня из-за одного того случая все отношения с семьей испортились. Во мне теперь столько вины, что я даже новую рубашку не могу надеть без укола совести. Или поесть не могу то, что хочу, потому что чувствую себя виноватым.
– Ты хочешь сказать, что за все эти годы так себя и не простил, как тебе сказал, этот…
– Иоанн. Нет, не простил, – Аран хмуро задумался. – Знаешь, подсознательно я все это знал. Каждый раз, когда смотрел на какую-нибудь кружку, я всегда чувствовал, что что-то за ней стоит еще. Не просто так я то дно выискиваю в кофе, то еще что. Все эти годы тот случай с разбитой кружкой папы не дает мне покоя.
– Господи, Аран, ты серьезно?
Он ударился лбом о стол и проговорил приглушенным голосом:
– Надо ж мне было так сделать! И я ведь помню теперь, почему. Свое отражение увидел, – он поднял голову и посмотрел в стоящую перед ним чашку кофе. – Сравнить хотел, насколько хрупкая моя жизнь. А, черт побери, что ж это я разбил тогда? Кружку отца или собственную жизнь? И все из-за какой-то чертовой чашки! А, черт!
Он снова разгорячился, и слегка напуганная Кристин притянула к себе его чашку кофе, бегло проговаривая:
– На эту не смотри, она ни в чем не виновата.
Он сделал успокаивающий вздох и даже выдавил усмешку. Девушка снова придвинула ему кофе и, подперев щеку кулаком, задумчиво сказала:
– Мне кажется, ты должен довести дело до конца. Иначе так и будешь мучиться.
Аран, закусив нижнюю губу, согласно кивнул.
– Только приведи себя сперва в порядок, – добавила она.
Он вяло улыбнулся и пригладил ладонью волосы.
– Это кто играет?
– Рэй Чарльз. “Я верю всей своей душой”.
– Красиво.
– Надо как-нибудь будет заняться твоим музыкальным вкусом.
Он знал, что должен сделать. Как и посоветовала ему Кристин, он привел себя в порядок. Долго приводил себя в порядок.
– Как на свидание собираюсь! – ругнулся он сам на себя.
После учебы, пока оставалось время до работы, он обошел все магазины в округе, выбирая кружку отцу. Он не хотел, чтобы она была похожей на ту, которую он разбил. Он купил совершенно другую: другой формы, другого цвета – такую, чтобы была похожа только на Арана и на то, что он пытается этим сказать.
Было уже поздно, когда он собрался после работы домой к родителям. На темном ночном небе чувствовались зависшие тучи, и по ветру Аран мог догадаться, что ночью пойдет дождь. Но сегодня он собирался остаться на ночь дома. Дома у родителей, где не ночевал уже много лет. Он нервничал, но при этом слышал отголоски внутреннего облегчения, которое, хотя еще и не пришло, но уже понемногу обрисовывалось в ощущениях.
Дверь открыла мама, и на ее лице смешались радость и удивление.
– Сынок! В такой час! Сказал бы, что собираешься заехать, я бы испекла что-нибудь! – она втянула его за руку в дом.
– Да ну, мам, я же не поесть сюда приезжаю.
Сегодня он не уворачивался от объятий или прикосновений мамы, позволяя ей гладить его по голове и с лаской вглядываться в его лицо.
– Ой, что это за красотка у вас? – с серьезным видом пошутил Аран.
– Дурак, Аран.
– А, это ты, Руви, теперь узнал.
– Ну, перестаньте, – улыбнулась мама. – Пошли чай пить, там отец тоже.
Аран незаметно втянул ртом воздух, уже мысленно подбирая слова.