Осколки (СИ)

А Геракл… Антенор согласился с Каувайчей, что это имя лучше забыть. Мать втайне от царя назвала малыша Нарьяманой, что означало «Имеющий стройных коней». Антенор знал, что это имя дано мальчику не просто так. Это лишь половина имени, но полное называть было так же опасно, как и настоящее.

Месяц они с Каувайчей приглядывали, как Митробат, Барсина и Геракл устраивались в своём новом доме в окрестностях Хрисаориды, знакомились с арендаторами. Земля тут была не самая лучшая. Много леса, много скал, гора на горе. Да и захолустье. Арендаторы тут совсем не жировали. Грея пузо на солнышке не проживёшь. Митробату предстояло потрудиться. Но его работа не пугала. На тот момент ему едва исполнилось сорок. Он был здоров и крепок. Тридцатидевятилетняя Барсина тоже обладала хорошим здоровьем, Геракла она родила в возрасте, когда иные женщины уже становились бабками.

На чёрный день Митробат имел кубышку, да такую, какая не у каждого варварского царька есть — те самые десять талантов на феме Кодра. Это по его, сотника, перстню, а вовсе не Дейнократову, трапедзит обязался в любой момент выдать деньги, часть или все.

Наконец, убедившись, что всё устроено благополучно, Антенор и Каувайча отбыли к Эвмену.

Снова увидеть мальчика бывшему конюху довелось через пять лет, когда тому исполнилось девять. Вырвавшись из Норы, Эвмен отправился сначала в Киликию, где смог завербовать аргираспидов, а потом в Финикию в намерении построить флот. А верного своего гетайра отправил проведать своё главное сокровище.

Увиденное тогда Антенора вполне удовлетворило. Нарьямана был хорошо развит и телесно и умственно. Не слишком высок, в отца, но крепок. Отлично стрелял, ездил верхом. Говорил на двух языках, бегло читал. Был очень любознателен, опять же, в отца. Засыпал Антенора вопросами.

У мальчика здесь завелись друзья — дети арендаторов. С одним из них, Арвасатхой, малыш особенно сблизился. И в один прекрасный день Антенор услышал, как тот назвал Нарьяману Гершаспой.

Сердце Антенора ёкнуло, и он в тот же день переговорил с Барсиной.

— Не рассказывала я ему ничего, — ответила женщина, — а что Арвасатха его так зовёт — совпало просто. Игра у них такая.

Игра…

Ничего себе совпадение.

Сама Нарьямана Гершаспа,^[102] лучший из Самов, драконоборец, истребитель чудовищ. Победитель рогатого ядовитого змея Сэрвары, пожиравшего коней и людей. Убийца златопятого Гандарвы, каменнорукого Снавидки и множества других могучих врагов рода людского.

Величайший герой ариев.

И именно его имя Барсина вплетала в колыбельные малышу, названному именем другого величайшего героя.

Геракл Гершаспа.

— Он сам-то знает?

— Нет, — ответила Барсина, — я же говорю — совпадение, игра. Мы его зовём только Нарьяманой.

«Мы». Посмотрел Антенор внимательно и на этих «мы». И с первого взгляда понял, что роль супругов они играли недолго, а потом перестали играть и просто начали в этой роли жить.

И ведь какое дело — трое мужчин прежде было у Барсины. Сначала её выдали за Ментора, полководца Артахшассы Вауки, вновь покорившего для царя царей Египет. После его смерти отдали его брату, Мемнону, коего Александр считал самым опасным из своих врагов. Затем она стала военной добычей Искандера Двурогого. Он её не любил, да и красотой не пленялся, хотя Барсина ею блистала несмотря на то, что была старше царя на семь лет. Держал в обозе. Не обижал, но с женой, матерью и дочерями царя царей, попавшими в плен в Дамаске, обходился лучше. Внимательнее. Участливее.

Она и сама не знала, зачем он в конце концов вошёл к ней. Вернее, слышала, что его к тому подталкивал Парменион, озабоченный тем, что у царя нет наследника. Но Александр старика давно уже не слушал. Выбор самого Пармениона никого не удивлял. За тридевять земель от Македонии где взять знатную македонянку? Ну, можно, конечно, привезти, но и сам царь как-то не был в восторге от такой идеи, да и Олимпиада в письмах тому способствовала. По ней лучше варварка, которая головы поднять не посмеет, чем молодая конкурентка, которая на саму царицу-мать будет смотреть, как на эпирскую полуварварку.

Александра привлекала Таис, а также персиянки. Вторые необычностью своей, а первая славой, умом и ослепительной красотой. Вот Таис бы он сделал своей царицей и наплевал бы на все условности. Сам не раз поминал великую гетеру Аспазию, жену Перикла. Но не срослось. Виной тому возникшая у царя страсть к слиянию народов.

Вот она, эта страсть, македонянами непонятая, особенно пугала Пармениона. Царь внимательно смотрел на персиянок. Выбирал. Потому встревоженный старик и стал подталкивать к Александру Барсину. Она ведь персиянкой была только наполовину. Эллинка по матери. Говорила на койне свободно, как на родном языке с правильным ионическим выговором. Одевалась, как эллинка. Опять же очень красива. И плодовита, уже рожала. Дочь её потом выдали за Неарха. Потому-то он и предлагал Геракла в цари, царским зятем рассчитывал стать.