Мы жили каждый своей жизнью, и это меня вполне устраивало. Я прибиралась по дому и готовила, как это делала раньше мама, а он откладывал мне часть всех заработанных денег, молчаливо протягивая мне их через весь стол или иногда бросая пару словечек. Казалось, все так и будет идти своим чередом, пока я не встречу какого-нибудь оборванца с дороги и не выйду за него замуж, тем самым избавив папу от своего присутствия, но в мой тринадцатый день рождения все пошло прахом. Могла бы догадаться: как раз к носу подступала очередная Верещатница, третья в моей жизни.
Наверное, настроение у меня должно было быть ни к черту, все-таки очередная годовщина смерти мамы, однако со временем все забывается. Я все еще видела в кошмарах тот день и по-прежнему до жути боялась Волков, но та новость, что папа вновь собирается жениться, меня даже обрадовала: будет больше времени на себя, да и отец, может быть, очнется после долгого сна.
Я мирно шла домой из лавки пекаря на седьмом переулке, скопив-таки немного денег на приличный праздничный пирог, который собиралась разделить с моими подружками из Глинок, и с улыбкой представляла их удивленные лица, как вдруг услышала позади легкие шаркающие шаги.
Их было четверо. Еще мальчишки, на два-три года старше меня. Лица они прикрыли глубокими капюшонами, но одного я все-таки сразу же узнала – трудно не заметить у человека два глаза абсолютно разных цветов. Фальрик – приемный сынок тогдашнего бургомистра, славившийся на весь город своим больным воображением и душевным уродством. Говорят, в свои шестнадцать он уже погубил двух мужчин и одну женщину, но доказать этого никто не смог. Ну, конечно, никому лишние проблемы с властью совсем не нужны, а семьи… А что семьи? Погорюют, погорюют, а им еще и деньги за это приплатят – будут молчать.
Не успела я повернуться обратно, как один из них – высокий и худой как спичка – прошмыгнул мимо меня и загородил мне путь к отступлению.
Я хотела закричать. В конце концов, не трудно догадаться, зачем они явились, а на улице все-таки еще стоял ясный день, да и прохожих было просто немерено. Я видела, как бурный поток людей проскальзывал в маленькой щели между домами, до которой было рукой подать. Но во рту тут же очутился самодельный кляп из скрученных кусков старой, пропахшей оружейным маслом холщовой ткани.
Они прижали меня к холодной кирпичной стене высокого постоялого двора. Один держал сзади за волосы, намотанные на его кулак, и больно оттягивал голову вниз, так что я едва могла видеть нападавших. Другой, злобно ухмыляясь, стоял в сторонке и ждал своей очереди, а Фальрик, подойдя вплотную, водил по моей шее холодным стальным стилетом, оставляя на коже неглубокие кровавые порезы.
- Рыжая, - сквозь слезы я едва могла слышать его глухой утробный голос. – Люблю рыжих.
***
- Что здесь творится? – шепнула я Белке, едва разглядев копну ее растрепанных льняных волос в общей суматохе.
- Ольха! – та радостно повисла на моей шее и чмокнула в щеку. – С днем рождения! А я тебя с утра искала, все никак найти не могла, ты где была, а?
- Гуляла, - хмуро отозвалась я и покосилась в сторону центра городской площади.
Там на круглом деревянном помосте стоял старик. На вид ему было лет шестьдесят. Спина его сгорбилась, плечи поникли, а полуслепые прищуренные глаза все пытались разобрать что-то на небольшом кусочке пожелтевшего пергамента, что он держал в сухоньких дрожащих руках, но голос звучал твердо и громко – к сожалению, не так, чтобы до меня хоть отдаленно дошел смысл его слов.
- Ага, гуляла, как же, - подмигнула мне Белка. – Шестнадцать уже стукнуло, нашла уже кого, небось, а с подругами не делишься. Не хорошо, Ольха, колись уже, кого себе присмотрела?
- Иди ты, - беззлобно отозвалась я. – Самой уже семнадцать, а все ждет чего-то. Смотри: останешься старой девой, да и помрешь в одиночестве среди десятка кошек.
- Ну, мне это уж точно не светит, в отличие от некоторых.
Я вздохнула. В этом она права: Белка была самой красивой из всех местных девушек, которых я только видела, и мастерицей она тоже была на все руки – этого уж точно хватит, чтобы захомутать какого-нибудь богатенького мужичка из столицы и жить в достатке до конца своих дней. Конечно, если он не подохнет раньше от ее скверного характера.
- Кстати, - продолжила тараторить она, - в «Улиции» сегодня будет шумно. Какая-то орава солдатиков из Провицы решила закатить гулянку, они проставляются, вот только, боюсь, места-то не всем хватит, каждый на халяву покутить охоч. Надо прям щас идти. Ты с нами?
- Нет уж, спасибо. Забыла, что случилось в прошлый раз?
Белка хмыкнула и улыбнулась.
- Такое забудешь. На первой до сих пор обгоревшие деревяшки соскребают со стен, а на статуе Райны на второй еще красуются бараньи рога!
- Вот именно, - я кивнула и снова прислушалась к клирику в мешковатой серой робе, обернутой на поясе темно-зеленым тканевым поясом. – Пошли, подойдем поближе.
Прежде чем она открыла рот, чтобы возразить, я схватила ее за локоть и уже уверенно тянула вперед, расталкивая народ локтями.