Осколки (СИ)

Мог бы, сплюнул. Почему? Потому что голос Мориса я смогу различить среди тысяч похожих, а исходящий от него запах – среди всего миллиарда. И чего он только приперся? Холхост, Ольха, одна!

Я застонал и начал вставать, но только я дернулся, как в районе живота сразу стало больно.

- Черт, Йен! – девчонка бросилась ко мне и стала утягивать меня назад в постель, крепко держа пальцами за плечи. – Лежи, тебе еще нельзя вставать.

- Да, Адам, лежи и не двигайся, - насмехался Морис. – А я уж о ней позабочусь.

- Что?..

«Я закашлялся, сплевывая соленую воду. Легкие все еще жгло, но я, кажется, был жив.

Когда в глазах немного прояснилось, я понял, что надо мной кто-то стоит. Сначала размытое пятно, очертания девчонки медленно приобретали четкость, а находящийся за ней солнечный диск не лучшим образом пускал лучи в глаза, мешая ее нормально разглядеть.

- Святая Райна, скажи, что я сдох… - пробормотал я и хлопнулся в обморок.

Очнулся я уже от того, что кто-то настойчиво лупил меня по щекам.

- Ай, ай, ай! Нехорошо избивать мертвецов!

Я перевернулся на бок. Меня стошнило.

- Однако ж ты наелся, - усмехнулась она. – А это что, жук? Фу!

Я отдышался. Кто ж знал, что мертвых тоже тошнит?

- Да не умер ты, не умер, - она похлопала меня по плечу. – Хотя очень пытался – твоему упорству можно только позавидовать. Что, что не убивает, делает тебя сильнее, так, что ли? Я тебя едва откачала.

- То-то я думаю, кого фига у меня губы клубникой воняют. Ты меня что, целовала? Некрофилка!

- Сам такой. Кто это вообще? – девчонка махнула поразительно тонкой рукой. – А, не важно. Я, между прочим, тебе жизнь спасла, а ты обзываешься. Нехороший человек!

- Я бы на твоем месте сказал чего похуже, - протерев порванным рукавом лицо, покрытое грязью и засохшей сажей, я повернулся к ней и застыл. – Похоже, я действительно умер…

Она удивленно подняла брови.

- С чего это?

- А т-ты кто?

Она улыбнулась и протянула мне руку.

- Я Марианна!»

- Нет!

- Не торопись отказываться, - спокойным холодным голосом отвечал ей Морис. – Ты девушка умная – по крайней мере, я на это искренне надеюсь, - так что сама подумай. Посмотри на него. Он ведь овощ! Что ты с него получишь? Только загубишь свой дар и не сможешь спасти десятки, а то и сотни невинных жизней. Перестань думать только о себе.

Я удивился. Никогда я еще не слышал, чтобы Морис кого-нибудь уговаривал. Обычно все делали так, как он хочет, по умолчанию, боясь лишиться уха-другого. В конце концов, органы тоже не лишние.

М-да, и какого Холхоста я тут делаю? Все ж нормально было. А сейчас – инвалид. Зашибись. Нет, пора выбираться. Закончим дела здесь, быстрее попадем к сестре. Что-то у меня на ее счет предчувствие плохое.

- А я сказала: нет! – молодец, голос дрожит, а все равно свое толкает.

Я застонал. Пальцы сжали пропитанную потом простыню.

- Йен, - девчонка снова подбежала ко мне. – Лежи, ты еще болен.

- Если Адам и болен, то на всю голову, - раздраженно прошипел Морис. – Снова ты все портишь, Рейнгольц. Когда ты уже сдохнешь?

Хотел бы я ответить в тему, но снова окунулся во мрак.

Как оказалось, очнулся я на рассвете третьего дня. Морис уже ушел, так что набить ему морду у меня так и не вышло. За окном горланили чертовы петухи. Отвратные людишки голосили во все горло, а эти мерзкие дети пинали мяч в стену, громко хохоча. Что за дурацкое развлечение?

Ага, настроение было, одним словом, ни к черту.

Я судорожно глотнул свежий воздух. Сбросив с лица одеяло (и как оно там оказалось?), я медленно выдохнул, вмещая в весь этот вздох все свое недовольство этим бренным миром.