Осколки (СИ)

Это да. Отец Агаты был мировой звездой. На его балет в своё время приходили посмотреть представители королевских фамилий, два американских президента, британский премьер и другие известные и влиятельные политики и бизнесмены. На закате Союза отец действительно объездил со спектаклями, считай, весь земной шар. Узнаваемый и обласканный публикой, он мог позволить себе работать или по желанию жить на пенсии в любой стране мира, но остался здесь. А вот недавно сказал, что впервые об этом жалеет.

— Ладно, ладно. У меня всё хорошо. Поела, прогулялась.

— В Большом не была?

— Пап, мне тут не до театров.

— Понимаю. Но что поделать — тоска… Я там танцевал… Постой, Оливка, напомни, что я танцевал в Ташкенте?

Это маму папа так звал. Оливкой… От совсем не славянского имени Оливия.

— Дон Кихота! Ну, точно ведь. У меня была партия Базиля, и я впервые тогда исполнил двойные пируэты en dedans с выходом в арабеск… — предался воспоминаниям отец и тут же, уже не для Агаты, добавил: — Это я с Агаточкой говорю, Оливка. Ругаю, что она нам не отзвонилась.

С родителями Агате страшно повезло. Те так любили её и друг друга, что росла она будто в продолжении сказок о принце и принцессе, которые обычно заканчивались свадьбой. Агата каждый раз удивлялась, почему принято именно так. В конце концов, всё самое интересное начиналось позже. За кадром оставались поездки к морю и они — босоногие, загоревшие дочерна… Или дача. Настоящая дровяная печь, аромат дыма, обрядившиеся в золото берёзы и пёстрые звёзды астр. Или Новый год. Ель, мандарины, фильмы. Вкус снега, налипшего на шерстяные варежки. Кусачий мороз, белые заснеженные избы, кружевные узоры на стёклах. И музыка. Всегда музыка. Рахманинов. Или тот же Чайковский. Шостакович, Скрябин. И, прости господи, «Руки вверх!». Потому что родители ничего против вкусов дочери не имели. Понимали, что у каждого поколения свои кумиры. А в веках… в веках — Рахманинов и Чайковский.

— Ты до бабушкиных сороковин успеешь вернуться?

— Да, у меня билет назад на послезавтра.

— Эх… Ничего ведь не увидишь!

— Я заказала экскурсию. Завтра, если удастся справиться быстро, как нам обещали, поеду.

— Может, и в Большой зайдёшь.

— Может, и зайду.

— Привет передавай.

— Кому, пап? — усмехнулась Агата.

— Стенам. Они всё помнят.

— Ну, если только стенам…

— А ещё у меня были там знакомые… но все контакты растерял. Голубая записная книжка, помнишь, Оливка? Так ведь не найду её, куда только запропастилась?..

Поболтав с отцом ещё немного, Агата отключилась. Встала, чтобы принять душ — холодный, как сердце взбаламутившего её пижона.

Глава 6

Илья с силой затянулся. Вообще он не курил, но тут то ли воздух был такой, то ли чёрт его знает — прям захотелось. Чтобы успокоиться, да и просто насладиться горьким дымом, наполняющим рот. Тот стирал дурное послевкусие какой-то неправильности. В которой он и виноват, в общем-то, не был, но... Агата расстроилась, и он не мог об этом не думать. Ко всем его проблемам — ещё одна. Словно их мало было. К чёрту! Илья совсем иначе представлял, как всё будет. Как конкретно? Легко. Необременительно. И уж конечно без негатива и тем более каких-то разборок. Шутливые пикировки не в счёт.

Пару дней. Какие-то две ночи, когда ему смело можно было забыть о… Стужин открыл телефон и уставился на сообщение от Ксюшкиной няньки:

«Добрый вечер. Ксюша сегодня опять устроила истерику на детской площадке. Думаю, вам нужно найти более компетентного в вопросах работы с особенными детьми специалиста. Я перестала справляться. Извините».

Он от злости ей написал: «Надеюсь, вы не бросите Ксюшу одну и доработаете до моего возвращения». Нянька справедливо обиделась: «Конечно. Я не чудовище».

Конечно. Она просто, мать его, не справляется. Как будто справляется он!

Палец дёрнулся к иконке галереи. И снова перед ним возникло фото дочери. Не то чтобы Илья её не любил. Просто он действительно понятия не имел, как к ней подступиться. Столько статей прочёл, столько провёл консультаций — и всё равно ни на миллиметр не продвинулся. Ксюша ему казалась абсолютной инопланетянкой. Может, чувствуй он от неё хоть какую-то отдачу, было бы проще. А так… Он возвращался домой. Там она. Абсолютно как будто в нём не заинтересованная. Всё время молчит. Хотя Милана утверждала, что Ксюша умеет разговаривать, лично он не слышал от неё ни слова. Врачи говорили, что такой плотный уход в себя — результат потери матери и других перемен в жизни. Стужин понимающе кивал — он тоже был в том ещё шоке от смерти Миланы, но от выявления причины легче не становилось.