Неглубокая, пологая, идеально круглая впадина. Рыхлая, живая, влажная земля с запахом железом. Кинжал почти по макушку зарылся в нее, торчала небольшая часть рукояти и кольцо навершия с вдавленным в него белым камнем с прежде темными, а теперь покрасневшими от крови прожилками. Я бы и не заметила, если бы не красный шнурок от моего невестиного платья. Два витка, один узел. Стараясь не касаться мертвого железа, словно это была открытая рана, потянула за длинный хвостик шнурка и узел распался. Все будто на нем держалось. Земля осела, на миг обнажив длинное тело с открытой грудью, испещренной сетью знаков, и вошедшим по крестовину лезвием клинка прямо над сердцем. Затем в лицо ударило синим светом, ледяным ветром грани и нестерпимым жаром, завертелось, свернувшись в шар, сжалось и рассыпалось облаком серебра, инеем, осевшим на землю, на мое лицо, руки и колени.
Как прикосновение, как… ласка. Таяло…
– Ничего. Ничего. Ничего…
Лопата молча подставила черенок, чтобы я поднялась, подождала, пока я сотру с лица… все. Пока оберну вокруг запястья шнурок и одной рукой и зубами, затяну. Два витка, один узел. Теперь – обратно.
– Не знаю я, зачем. Надо. Тянет, – объяснила я хмурой “душечке”.
После второй ночевки закончилась вода и начали появляться цвета. Блеклые, как на старой акварели. Я жаловалась “золотку”, что без них было спокойнее, но та молчала. Ей было все равно, по каким камням скрипеть, по серым, желтоватым, красным или слоистым, как пирог. Настойка перестала помогать и в последнюю ночь я уснула. Долго сражалась с тяжелеющими веками, смотрела в огонь, и тут увязавшийся недалеко от лагеря сумрак протлел красными угольками. Остался за косым контуром, который вряд ли бы остановил, вздумай он подойти, и сказал:
– Спи, светлячок. Я посторожу.
– А я думала гуль, – сказала я “золотку” и сдалась. И не слышала, как красноглазая тьма смеялась. Просто знала.
Проснулась в обнимку с лопатой под чужим одеялом помимо своего, у теплого кострища, еще шелестящего угольями, на камне лежала моя фляга. Полная. И бутерброд из сухого хлебца и пластинки вяленого мяса. На еду даже смотреть не стала а вода нагрелась и отдавала железом. На вкус было противно, но тошнота улеглась. Захватила бутерброд с собой, вдруг пригодится. Лишнее одеяло не взяла. Свое бы дотащить. Лямки отдавили плечи, ноги ныли, шнурок натер шею. Пару раз я забывшись хваталась за кинжал и… ничего, будто он меня признал. Подумала и спрятала под рубашку. Он удобно лег крестовиной гарды под грудью и при ходьбе щекотал живот кончиком клинка.
На тропу взобралась поздним вечером, пыхтя как стадо ежей. Все же вниз куда проще. Доволоклась до границы поселка и остановилась
– А вдруг не пустит? – поделилась я с “золотком”. – Орать, пока не выйдет кто-нибудь?
– Балда, – сказал сумрак и собрался в вампира.
– Напугал.
– Тебя напугаешь теперь, как же. Сама кого-угодно напугаешь, особенно если с наветренной стороны подойдешь. Хотя я не брезгливый, когда голодный. Покормишь?
– Брустница покормит… Зачем он… так?
– Он не планировал. Такое нельзя спланировать. Просто воспользовался случаем, раз уж… так
– Воспользовался… Конечно. Как всегда.
– Зачем ты ходила туда одна?
– Так было нужно. Тянуло и… Я не одна, – возразила я, покосилась на “золотко”. Та согласно скрипнула в ответ камушками под лезвием.
– А сейчас?
– И сейчас тянет. Идем?
– А вдруг не пустит?
– Тогда вместе поорем. Громче выйдет.
Но орать не пришлось. Нас ждали.
2.Эхо и Целое
2. Эхо
– Слышали, ири Зовина? Ири Пешт утречком от демона родила.
– Не от демона, от некроманта, типун вам на язык, ири Славицева.
– Ой, можно подумать я своими глазами не видела как этот страх ее на Встречный день поймал.
– Выкиньте ваши глаза, это некроформ, у темных такое есть, когда они на тут сторону бегают каждый день, как вы со Снезкиным Явором за старый овин, а то и дважды за день.
– Хоть горшком назовите, ири Зовина, а все равно страх. Хотя мужик видный был. Издалека. Высокий и чернявый. И глаза лукавые, бесьи. Жалко, что ветер его призвал раньше срока. А кто принимал?
– Никто. Сама. Ирья Мелитар утром пришла проведать, а она уже того.
– Совсем? Светлый день! А я то думаю, что лопата опять стоит… Пришла узнать, а тут вы… По-нашему обычаю или как чужинку покоить будут?
– Вот же дурнота… Нормально с ней все. Того – это родила. И пуповину сама резала мужним ножом, как положено. Ирья только мыть помогла.
– Так и так опару ставить, хоть бы успеть…
– Успеете, ири Славицева. Не ясно еще, кого за отца посадят на встречинах.
– Так ясно кого, Рома же. Все одно он за ней как привязанный. Стыдоба… Брустница в нем души не чает, а он на два дома. Не по-хорошему это, ири Зовина, хоть ири Пешт и добрая женщина и ирье первая всегда в помощь вперед Алишиных, но… не по-хорошему.
– Кто бы говорил… Да нет у них ничего и не было. И не будет. Не те крылья, и ветер в их не тот. Теперь вот хоть радость. А знаете, опару все же лучше поставить, не лишнее.
3. Целое
С чего бы начать?..