Осколки тени и света (СИ)

Хладен Ромис Эверн анФеррато, боевой маг и телохранитель, сопровождавший меня из Корнэ по просьбе главы клана Лайэнца Феррато, пытался объяснить, как действует подобная привязка, но потом сдался и просто делал то, что должен. И даже больше.

Сердце сдавило, а я сдавила красную бусину с трещиной, похожей на узкий вытянутый зрачок. Глаза Ромиса тоже отсвечивали гранатово-красным, особенно в неверном свечном свете. Ром не обязан был рисковать своей жизнью из-за малознакомой девицы, а случайная ночь, проведенная вместе – не такая уж значительная причина. Но он рисковал.

В Кемн я приехала одна. Затем был Эр-Дай, затем кладбище, где я собиралась умереть.

Не думала, что усну, проведя без сознания почти весь день, но я перестала стучать зубами, успокоилась. Потрескивал костер, что-то шуршало и попискивало за пределами отвращающего контура, спрятанный в руке кусочек дома и памяти грелся и грел.

Мои предыдущие опасения о намерениях темного в мой адрес не пропали полностью, но уже и не особенно беспокоили. Хотел бы что-то сделать – сделал бы и не раз, и вряд ли я могла бы ему сопротивляться. А какой шанс был у реки! Или сразу после… Но он только глазел с берега на почти всю меня целиком, и потом, когда вышла и стояла рядом, на расстоянии вытянутой руки, на мои… пупырки. Так что вполне возможно, что интересовали его вовсе не синюшные прелести, а шнурок с бусиной, убегающий под бюстье. Скрытое всегда притягательнее выставленного напоказ.

Сейчас у меня было только то, что на мне. Немного денег, с десяток бытовых артефактов, три кристалла-накопителя – самый ходовой товар в прикарантинной зоне, смена одежды, немного еды, документы – остались в сумке, которую я тащила за собой до последнего, убегая из Эр-Дай от восставших.

Мне удалось оторваться от них в лесу. В том же лесу, уже почти не соображая, куда иду, я выпустила сумку из рук. Затем вышла на кладбище, запнулась и свалилась. Лишенная защиты, которую мне обеспечивал Ром, я недолго смогла сопротивляться действию поводка, усиливающемуся по мере того, как я отдалялась от Нодлута и Холин-мар.

Кажется, своими знаками для зомби, некромант сделал примерно то же, что делал хладен анФеррато, рисуя мне на запястьях и груди своей кровью. Одна из таких процедур, как раз накануне нашего незапланированного расставания, закончилась постелью. Рисунок пришлось накладывать заново, но этот, последний, продержался куда дольше прочих. Между нами не было любви, просто взаимная приязнь, влечение и обстоятельства. Но я всем сердцем хотела бы надеяться, что Ромису удалось выжить.

Глава 10

Утро началось с птиц. Не с пения. Журавли (или это все же цапля?) не поют, но будучи выгравированы на рукоятках отлично работают в качестве будильника. Птица что-то против меня имела, раз с таким постоянством прикладывала меня по голове. А может виноват дурной некромант, полезший рыться в рюкзак и опрокинувший на меня это… оружие.

Длинная рукоять с латунным навершием заканчивалась шипастым шаром. При близком знакомстве на навершии обнаружились мелкие странные письмена, на первый взгляд похожие на растительный узор. Узор продолжался и на рукояти.

От созерцания и потирания макушки меня отвлекло белое пятно и локальный дождик. Я замерла и, кажется, даже рот приоткрыла: куда делся вчерашний чумазый бродяга и кто этот излишне жизнерадостный мокроволосый светлоглазый тип? Штаны были те же. По ним и узнала. Но глаза! Светлые! А ночью черные были… Вот это фокус.

В меня бросили куском ветоши, булькнувшей тыквенной баклажкой и фразой не портить прекрасное утро кошмарной харей. Остатки сна смело волной возмущения, живо поднявшей меня на ноги.

Некроманта спасло одеяло. Одеяло было предано хозяину и, несмотря на совместно проведенную ночь, спеленало мне ноги, не дав подскочить и вцепиться в наглую темную морду. Морда предусмотрительно увеличила расстояние просто выпрямившись. То ли он вчера сутулился, то ли меня в ночи глазомер подводит, но мысленно называя темного лосем и орясиной, я зря не добавила еще и каланчу.

Обувшись и умываясь у «гульего» куста, я немного нервничала, помня, как мне не разрешали трогать рисунок. Тем временем обряженный в свежую рубашку каланча, убрал непросохшие патлы, стянув их куском шнурка в куксу чуть пониже макушки. Присел возле костра. Раздувая щеки апельсинами, дунул в тлеющий костер, выстреливший полупрозрачными язычками огня сквозь брошенный на угли хворост, и принялся нанизывать на прутики кусочки вяленого мяса, вперемешку с ломтиками хлеба и каких-то овощей. Организм живо напомнил мне, что он вполне живой и очень даже голодный. И еще кое о чем.

– Что ты мнешься? Тут полно кустов и все твои, – вполне доброжелательно и где-то даже дружелюбно произнес некромант, блестя глазами. – Гулей нет, я проверял.

– Я бы предпочла те кусты, которые тынепроверял.

– Что вдруг? – спросил темный со светлыми, сунув в рот кусок хлеба.

– Если кто-то слишком добрый с утра, он либо хорошо поел, либо… обратное, – заметила я, про себя решив прогуляться подальше и внимательно смотреть под ноги.