Осколки царства

Пантера происходила из какой-то ориентальной породы, не среди берез ее зачали, да хоть бы и среди берез: неистовый юг, утомительно жаркий восток расплавили бы смолистую, медленно текущую славянскую кровь. Лицо ее до крайности не соответствовало телу (внешне это была единственная деталь, определявшая пантеру на два): слишком длинная тонкая шея и слишком цивилизованное, изящно профилированное греческими мелкими чертами лицо. Но уж пухлые чувственные губы, чуть раскосые глаза и черные вьющиеся волосы подарили этой ориентальной породе неистовые сельджуки или свирепые османы: из поколения в поколение они насиловали женщин Пантериного рода, насиловали ко взаимному удовольствию, растлевая цивилизацию неискусной, но бурной своей силой.

Лукавый призыв полупрятали ее глаза. Как у какой-нибудь Феодоры. Но нет, не Феодора, на царская стать, проще, проще — для воинов.

Долго и со знанием стриптизного дела Пантера натиралась антизагаром. Дело небесполезное. Если даже не учитывать прямую его капканную суть, то настоящий профессионализм в уходе за собственным телом состоит прежде всего в непрерывности: какой свет, сколько жара, сырости, какова сила ветра много всего рискованного соприкасается с единственной подлинной драгоценностью. Не будь на пляже ни единого человека, то есть мужчины, она натерлась бы с неменьшим старанием (быть может, не так медленно), да она натерлась бы даже во сне, даже в гробу! Курица отворачивала рожу своего, студент плюнул глазеть на море, даже пузатенькие вдвое замедлили режим отхлебывания пива.

Тело так победительно кричало, что Игорь не обратил внимания на цвет глаз: какие они были — зеленые? карие? серые? Нет, кажется, не серые.

Ориентальная Пантера встала, поставила ноги на ширину плеч, развела руки… И, Боже, Боже мой, Господи, какие это были упражнения! Какие наклоны, какие приседания это были. Женщина просто разминалась и разогревалась перед купанием в неласковой балтийской водице. Но этот мостик — уже на грани с запретными зрелищами… А этот перенос тяжести с одной ноги на другую? Хоть когда-нибудь, хоть кто-нибудь видел такие переносы?

Она дразнила их минут десять или пятнадцать. Даже запыхалась. Положительно, очень не хотелось лезть в серые, едва пригретые солнышком волны. Одна пока что была польза: курица увела своего этого со своим этим, а военная гномша демонстративно повернулась на бок: к аттракциону задом. Ну что же вы, ребята, больше смелости! Зашевелился, кажется, студентик.

У Игоря никогда прежде не было женщин. Двадцатилетие осталось позади, немало было приятных знакомств, но близость всегда представлялась делом слишком важным, чтобы лечь на случайную девицу. Девственник! Ну и что? Утописты, во всяком случае некоторые из них, не рекомендовали брак до двадцати пяти лет… А прыщи сводила импортная химия. Пантера была два. Ему встречались достойные кандидатки от одного до трех, но никак не складывалась ситуация, или же чувствовалось, что их от одного до трех только с виду. Но не страдал он как-то. Нет, положительно не страдал. В некоторых случаях играла, конечно, нерастраченная мужская сила, но играла она не фатально. Одним словом, танец живота как раз показался ситуацией, которая сложилась, поскольку он звучал в пляжной почти-зябкости громче и яснее хунвэйбиновского вопля «Да здравствует Мао!» Иероглиф, который трудно не прочесть, даже не зная китайского языка. Игорь чувствовал, что какая-то неправильнинка здесь присутствует, что женщина эта — не его; но такое понимание — на генеральном плане, на уровне жизненной стратегии, а вот в частности, уж больно удачно сложилась эта ситуация. Он подошел и сказал безо всякого смущения:

— Я хочу с вами познакомиться.

Ну хорошо, думала Пантера, я немного тороплюсь. Но ведь должны же какие-то вещи соблюдаться. Студенты должны быть робкими или нагло-развязными, мужчины посолиднее должны изображать, что они ищут какой-то предлог. А этот вот — здрассьте! На вот тебе какой купон откалывает. Игорь присел, ожидая ответа, а Пантера несколько отстраненно оглядывала его, определяя адекватную форму ответа на этот наскок.

— Елена, — только и сказала она.

В обойме ее бесконечного опыта имелась только одна нишка для такой ситуации: если мужик настоящий, да к тому ж и ничего себе, то с ним можно не финтить. В конце-то концов, время не казенное, а она и так уже профитилила неделю. А этот ничего. Молоденький. Ну, допустим, окажется, что настоящий, правильный то есть мужик — так хорошо. А если не окажется, то и потеря невелика, бортануть всегда сможем, зато игры какие с таких вот быстрых поворотов начинаются.