Осколки царства

Меньшов молчит. Он может разделать Жеребца под орех. И Жеребец это знает, хотя и сам не промах. Побаивается, видно. Возраст у него подходит. Сорок два, уже не тот Жеребец. А Медведю двадцать восемь, он на подъеме. Он бы дал Жеребцу пять процентов из уважения, тот остался бы доволен. Девочка загибает.

— Ты почему замолк? Не нравится? Но пойми и меня: я уже договорилась, что обо мне станут думать? Все сочтут, что я не деловой человек. Что я какая-то нашлепка при Медведе…

— Ну что ты, моя любимая.

— А что? Ведь ты сам меня подставляешь. В какое положение ты меня ставишь, я взрослый человек! Чего будет стоить мое слово? Так нет? Тогда отстань от меня! Никогда не просила помощи в делах. Разок, всего разок попросила, так и в этой малости ты не желаешь мне помочь!

— Хорошо. Будь по твоему, — видит Бог, Медведь не хотел мешать их любовь с такой грошовой корыстью, но… ладно. Пусть. Взрослый человек. Она на четыре года старше. Она, его девочка, умеет устраивать дела. Видимо, он просто чего-то не понимает.

Поцеловала его в лоб.

— Ты останешься, заюшка?

— Нет.

* * *

Ни с чем не сравнимое удовольствие: слушать, как ученый муж рассказывает с кафедры о твоей профессии — когда и почему она появилась, что с ней происходило, к чему она пришла на сегодняшний день. Так все это выглядит со стороны значительно. Дух захватывает. Кое-что начинаешь замечать, невидимое с близкого расстояния. Понятно, почему импортные бойцы чаще всего — из Штатов, или желтые, или латиносы, как давешняя Эсмеральда. Американцам первым полюбилась релятивная этика: добро и зло так переплетены между собой, что переходная грань почти неразличима… оставалось совершить еще один маленький шажок — и незначима. Дальше ее полюбили во всех тех местах, где людей больше, чем еды. Потом она вошла в процессуальное законодательство: когда дело неясно, вряд ли стоит идти на поводу у случайных прихотей разума. Лучше жребий. А еще лучше бой: это все же солиднее, чем бросать монетку… Случай, сила и деньги, на которые силу можно нанять, — ничуть не хуже старичков-присяжных или судейского своеволия…

Меньшов гордился тем, что Россия шла здесь впереди прочих. Казалось бы: всего семь лет как приняли новый Уголовно-процессуальный кодекс, а уже четверть дел проходит через судебный поединок. Третье место в мире: после Мексики, Тайваня и Штатов. Европа, например, до сих пор считается захолустьем. Там болезненно любят жизнь. Вот и судятся по старинке.

…Последние два занятия Медведю пришлось пропустить. Он заехал домой, оставил тетради и захватил экипировку. В четыре он должен был работать с Жеребцом. Старенькое здание нарсуда на Серебрянической набережной попытались было оборудовать подвалом для судебных поединков, но что-то у строителей не вышло с почвой, и пришлось возводить новый домик в отдалении. На дверях повесили табличку: «Лаборатория полевой экспертизы». Какой-то умник вычитал в Кодексе 1497 года о русских судебных боях «на поле», вот и вышла «полевая экспертиза». В сознании Меньшова странным образом совмещались этот факт, почерпнутый из курса истории права, и родное, поединщицкое словечко «глубина». Бог весть, почему боевые залы ЛПЭ называли «глубинами»… Медведь однажды заметил: почти все они вырыты под землей, как нижний этаж судебных зданий. Может, причина в этом…

Он «нырнул на глубину», зашел в маленькую мужскую раздевалку, разделенную надвое тонкой перегородкой… однажды за ней визжал кореец, которого Медведь оставил без левой руки. Без кисти. Хорошая была зарубка. Качественная. Сейчас там бренчал железками Жеребец. Любитель средневековых рецептов. Ну-ну. Пластик все ж полегче. Медведь одел нагрудник, поручи и поножи, каску, перчатки и тяжелые сапоги с шипастыми подковками. Не торопился. Раньше, первые несколько месяцев, адреналин пошаливал, руки холодели, нервная испарина. Потом — рутина. Попрыгал, подтянул кое-что, пристегнул два стилета к поясу. Вынул из ножен меч… Чудаки право, своим железкам прозвища выдумывают: Вертел, Эскалибур, Адское шило. Клинку молятся, даже благовониями окуривают… Дурное племя! Медведь остался равнодушен к мечу. Да, приличный меч, сбалансирован как надо, хитрая щель имеется — чужое железо ломать. Один из лучших двуручных мечей в Москве. Но не живой же он, не человек и не пес, к чему тут кличка?

Взял Меньшов маленький напильничек и давай на ножнах зарубку вытачивать. Сто три выигранных боя, пусть и сто четвертая зарубка появится… В конце концов, договорились же! За перегородкой прервалось звяканье. Прислушался Жеребец. Наглость, конечно, еще до драки зарубку ладить. Человек, может, нервничает. Медведь ему через стенку:

— Да что ты, все нормально будет. Не беспокойся.

И в ответ ему оттуда:

— Ну ты брат и наглец.

— Э, не сердись. Не сердись на меня. Вроде ж все понятно. Чего ты?

Фыркнул Жеребец, болтать больше не стал. Ладно, будет. Надо идти. В коридорчике он столкнулся с оппонентом и пожал ему руку. Они обменялись ритуальным приветствием:

— Легкой раны, Медведь!

— И тебе легкой раны, боец.