— Ты там умер, что ли? — прервал мои думы свистящий шепот, льющийся сквозь тоненькую щель в приоткрытой двери. — Давай, счастливчик, цоб цобе! Кам хеа*! Бросай обузу!
Понося ликующий вид приятеля всеми известными миру ругательствами, я украдкой выскользнул из спальни и едва не снес правым ботинком обустроенный прямо у порога бивак. Блюдо с аппетитно зажаренной свиной ножкой, початая бутылка вина, отставленная от батареи еще более крепких напитков, что выстроились в ряд у стены, и пара плоских подушек — столь нехитрым образом гостеприимный хозяин решил скрасить наш совместный досуг. Устраиваться пришлось на полу, посреди узкого прохода, отделенного с одной стороны несущей стеной, с другой — барной стойкой, ограждающей кухню. Молча сели на подушки. Я скрестил ноги по-турецки, Лео предпочел упереться правым коленом в грудь, дабы сместить нагрузку с позвоночника. Пропустили по бокальчику отменного вина. Все так же бессловесно накинулись на филейную часть поросенка. Долго и упоенно вслушивались в сочный хруст корочки, руками утирали лоснящиеся жиром губы, оставляли сальные отпечатки пальцев на фужерах и думали каждый о своем. Но не о разном, судя по числу пересеченных взглядов, упавших на закрытую дверь опочивальни.
— Зачем ты ей рассказал? — обвинительно высказался я, намерено разрушая затянувшееся молчание самым взрывоопасным способом. — Мне казалось, правильнее будет поступить иначе. Например, сказать, что хочешь уехать…
— К твоему сведению, — вампир не дал мне развить мысль до конца, — я и словом не обмолвился о том, что произошло. Просто у кое-кого любопытство хлещет отовсюду броуновским потоком! Всё-то нашей маленькой мисс интересно, всё-то вызывает у нее желание разобраться в сути!
— Ладно, прости, — спешно ввинтил я предохранитель в набравший лихие обороты надвигающейся ссоры агрегат. — Мне невыносимо видеть ее такой, вот и всё.
— Думаешь, мне выносимо? — унялся лишь на мгновение друг, после чего вспылил с утроенной силой. Подскочил на ноги, обежал стойку, повис на дверце холодильника и трясущимися от возбуждения пальцами уцепил вскрытый пакет сока, содержимое которого вмиг очутилось на дне безразмерного желудка. — Пять литров за день! — эмоционально вскрикнул он, сминая картонную упаковку в ладони. — Пять! Врубаешься? Я уже видеть ее не могу! И эта боль! Она грызет меня изнутри. Жжет все, к чему прикасается. Ее не унять. О ней не позабыть. С ней не смириться. Вердж, окажи мне услугу, будь человеком!
— Какую? — заранее осведомился я, догадываясь о значении просьбы.
— Помоги мне избавиться от мучений, — трусливо увильнул Леандр от более честной формулировки. — Ты знаешь, как это сделать. Не сегодня, конечно, нет. Завтра. На закате.
Его тон возмутил меня до глубины души. С такой напускной обыденностью и беспечностью в светском обществе дискутируют о погоде, но уж никак не о добровольном уходе из жизни.
— Ты хоть понимаешь, чего просишь? — клокочущим от гнева голосом выпалил я. — Да будет тебе известно, дорогой друг, я приехал сюда не за тем, чтобы скрасить твои последние дни! И не из сострадания! Я наизнанку вывернусь, но найду способ! Если понадобится, обращу тебя заново! Благо, под рукой теперь имеется руководство для начинающих создателей. Спасибо за брошюрки Легиону… — неосмотрительно затеял я глупую болтовню с самим собой, забывая о нахождении поблизости чуткого вампирского уха.
_______________
*Come here! — иди сюда! (испорч. англ.).
— Легиону? — с ненавистью повторил приятель мою неуместную оговорку. — За какими пряниками ты поперся к этим маньякам? Что за плюшки выпрашивал?
— Эм-м, вообще-то я хотел….в смысле, — виновато почесал я затылок и с надеждой уставился в потолок, намереваясь отыскать в его белоснежных просторах яркое знамение высших сил. Однако хищные клещи д`Авалоса уже сомкнулись вокруг меня и скоротечно вытянули на поверхность нужную информацию. О приговоре и Северине, об угрозе в случае неподчинения и мече Дамокла, нависшем над головой Астрид, о строжайшей необходимости причислить к лику нестареющих кровопийц молодую девушку и собственных моральных препонах. Взявшая исток в русле неукротимой стихии беседа плавно влилась в поток отъявленной искренности. Я поведал другу даже о выборе, об этом кромсающем душу намерении либо уйти немедля, либо остаться с мыслью о том, что спустя пятнадцать лет переступить порог семейного очага будет во стократ сложнее. А какую незаживающую рану я оставлю на сердце малышки!