Похоже, у нас собралась родня. Рождество? Пара взрослых и двое незнакомых мне детей мелькнули в коридоре. Мой сын, совсем взрослый, вместе со своей женой прошёл в сторону входной двери. Ближние и дальние родственники потихоньку расходились по домам.
Наконец, я закончил читать и позвал внука. Со звонким топотом он спешно спустился со второго этажа и забежал в зал: «Ну что, как тебе?»
«Что ж, это ужасно, — признался я. — Но ужасно именно в тех местах, где без этого никак. Ты ещё молод, и твои персонажи поступают так, как поступают молодые люди, однако в плане структуры твоя история очень и очень хороша». Я выдержал паузу. «Не ожидал, что это будет страшилка».
Он кивнул: «Это отражение сущности времён. Наше будущее полно разочарований, а не радостных надежд, как было раньше».
«Ты мудр не по годам». Ко мне пришла идея: «Если ты так любишь страшные истории, ты, должно быть, много знаешь о всяких странных существах?»
«Ну да. Я читаю всё, что могу найти. Мне очень нравится».
Я пробежался взглядом по входам в комнату — на всякий случай. Все члены семьи были заняты своими делами. Впервые в жизни я поведал кому-то свою историю — выложил всё внуку в мельчайших подробностях.
Для подростка он воспринял мой рассказ на удивление хорошо.
«Ты серьёзно?»
«Да».
Он посмотрел на меня очень по-взрослому, будто бы принимая задание.
«Я этим займусь. А тебе следует начать записывать всё, что происходит вокруг. Нужно собрать данные. Может, мы сможем обрисовать твою душевную рану».
Ого. «Хороший план». Я не ожидал, что он воспримет меня всерьёз. «Но как собрать все записи в одном месте?»
«Давай придумаем, где ты будешь их оставлять, — он призадумался. — Потом я их соберу, и мы отследим, по какому пути ты проживаешь свою жизнь. Поищем закономерность».
Впервые я вновь почувствовал надежду.
«Может, под лестницей? Никто никогда туда не заглядывает».
«Вполне». Мой внук повернулся и вышел из зала.
Было слышно, как он чем-то шебаршит у лестницы.
Немного погодя он вернулся с коробкой в руках и поставил её на ковёр. Она оказалась до отказа набита бумагой. Парень воскликнул: «Охренеть!» — ой, вернее,
Я не стал отчитывать его за сквернословие, так как сам был поражён увиденным, и лишь удивлённо похлопал глазами.
«Это что, я написал?»
Он перевёл на меня глаза, полные восторга: «Ага. Вернее, тебе ещё предстоит всё это написать и спрятать под лестницей, — а затем бросил взгляд на коробку, после чего закрыл её. — Так что, наверное, тебе не стоит видеть, что там написано. Ну, знаешь. Мало ли».
Спорить я не стал: «Точно».
Он сглотнул.
«Там таких коробок под полтинник, — и все забиты доверху. На расшифровку записей уйдёт уйма времени, — его тон сменился на максимально серьёзный. — Но я спасу тебя, дедуля. Кто, если не я?»
По моим щекам покатились слёзы, и трудно было сдерживать всхлипы. Только сейчас, найдя того, кто меня понимает, я осознал, насколько был одинок в своих странствиях.
«Спасибо. Спасибо тебе огромное».
А потом я снова стал молодым и оказался на работе. Обычный вторник. Постепенно чувство тоски и облегчения отступило и сменилось озлобленностью и целеустремлённостью. Придя домой с работы, я взял лист бумаги и начал писать. Мимо проносились недели, затем они сжимались в дни, потом — в часы, и всё свободное время я посвящал конспектированию всего и вся. Записи я вне всякой упорядоченности складывал под лестницу. Первая оставленная мною коробка на самом деле была тридцатой, а последняя — первой. Когда их насчитывалось уже более пяти десятков, а скачки стали происходить каждые несколько минут, стало ясно, что остальное — за внуком.
Склонив голову, я закрыл глаза. Я не мог больше терпеть этого потока сознания, что заполнял мой разум. Имена, места, даты, работы, цвета, люди казались совсем другими и какими-то неправильными.
Таким старым я ещё не был. Я сидел и смотрел, как падает снег. В комнату вошёл человек лет тридцати, в котором я с трудом смог опознать кого-то знакомого.
«Идём. Похоже, у меня наконец получилось».
От дряхлости трудно было двигаться.
«Это ты? Мой внук?»
«Да».
Он отвёл меня в комнату, заставленную каким-то непонятным оборудованием, и усадил в обитое резиной кресло. Напротив стояло большущее зеркало величиной в два человеческих роста.
«Я нашёл закономерность».
«Сколько ты над этим работал? — спросил я, не в силах скрыть своего потрясения. — Умоляю, только не говори мне, что пропускаешь свою жизнь так же, как упускаю свою я!»
Его выражение лица не выдавало эмоций, но в то же время его взгляд был абсолютно твёрд: «Это того стоит».
Он прислонил к моей руке два тонких металлических стержня, а затем кивнул мне через зеркало: «Так, смотри. Разряд откалиброван».