Осколок белого бумеранга

– По крайней мере, за эти два месяца, не пропустили не одного. – ответил Длинный.

– Скажите, а у вас есть самый любимый игрок?

– Конечно Кудряшов, вратарь, – снова выпалил Длинный, но журналистка, увидев, что я тоже потянулся к микрофону, перевела его на меня.

– А мне ещё Епифанцев нравится и Жук…да вообще все ребята классные, даже не знаю, как здесь лучшего выделить.

– Какие будут прогнозы на игру? – Журналистка снова сунула микрофон между нами, словно мы должны были ответить хором. На этот раз я промолчал, дав сказать Длинному.

– Восемь два в нашу пользу, – уверенно сказал он.

Короткое интервью закончилось и журналисты поблагодарив нас спустились вниз.

– Завтра мы проснёмся знаменитыми! – Длинный похлопал меня по плечу.

Он болел жарко, темпераментно. Его звонкий голос всегда выделялся на фоне общего гула.

«Давай, давай пацаны…пошли вперёд! Мещеряков мазила…На Козлова пасуй…закройте пятого, ну чё вы телитесь…»

Когда наша команда забивала гол, он неистово орал и подпрыгивал на своём сидении так, что резонанс расходился на весь ряд. Пропущенные голы вызывали у Длинного не меньше эмоций, и в этот момент зал прорезали несколько матерных выражений. Я постепенно заражался темпераментом друга и с каждым матчем мой голос становился всё сильнее и громче.

Однажды, в перерыве между таймами, когда мы раскупорили жестяные банки с холодным пивом и сделали по первому смачному глотку, я спросил у Длинного:

– А помнишь ту нашу первую встречу там в «Строяке»? Ты тогда ещё наехал на Кирю и Вано, за то, что они такие ярые болельщики…

– Ну, помню…и чё?

– Я смотрю, что тебя не меньше их игра затягивает. Что бы ты им сейчас сказал?

– Да тоже самое…

– Почему? – я сделал удивлённый вид, хотя предвидел этот ответ Длинного и знал, что он как всегда выкрутится.

– Ты слышал о чём я тогда с ними говорил? Они болеют за что-то неосязаемое, нереальное. Сидят перед телевизором и страдают за какой-то клуб, в котором больше легионеров, чем наших игроков. Они болеют за марку, за бренд, понимаешь?

– Какая разница за что? Они болеют точно так же, как и мы с тобой…

– Нет не так же. Смотри, Саня, здесь всё настоящее. Этот зал – Длинный похлопал по пластиковой спинке сидения – эта команда, – он показал на пока ещё пустое поле внизу, – все эти люди… – Он сделал небрежный жест в зал.

– Пусть всё это простое, маленькое и не имеет такого громкого имени, но оно настоящее. Они настоящие и мы тоже. Мы можем влиять на них своими криками эмоциями, мы с ними в одной связке, и они чувствуют нас. – Он снова показывал на невидимую команду на поле. – А Киря и Вано, они болеют за пустоту, обсуждают её, тратят на это время.

– Ну это не совсем пустота… – возразил я.

– Пустотой я считаю всё то, на что ты не можешь конкретно повлиять. Всё то, что кажут по телику, все эти новости, события, все эти склоки больших людей и звёзд – это для меня пустота. Она меня никак не касается, и я с ней нигде не пересекаюсь. Я не собираюсь тратить ни одну секунду своего времени на эту пустоту. Вон уже парни вышли! – Он вдруг резко переключился и влился в общий хор болельщиков, кричащих речовку.

2

Со временем у нас сложилось две категории мероприятий. Одни, такие как бары, театры, биллиардные и прочие тусовки мы посещали стихийно. Вторая категория мероприятий относилась к плановым. Так во вторник и в субботу мы ходили в баню, каждый четверг мы посещали собрания «Ассоциации», так же в определённые числа месяца мы ходили на игры нашей команды по минифутболу.

В моей жизни теперь не осталось места для одиночества, уныния и скуки. Жили мы теперь в гараже у Длинного. Мои родители не были против. Для них я словно женился, или просто переехал в другое место, как самостоятельный полноценный человек. Недуг отца беспокоил его всё больше и мать наверное была рада избавиться хоть от одной обузы.

В Ассоциации с некоторых пор мы стали самыми популярными и самыми уважаемыми после Антона людьми. Нет, наверное правильнее сказать, что мы были самыми, а Антон шёл сразу же после нас.

Нас любили не только за внешний вид двух бодрых всегда улыбчивых колясочников, одетых в одинаковые олимпийки, похожих на миникоманду, или отряд потому что везде были неразлучны; не за весёлые байки и анекдоты, которые бесконечно рожал Длинный и которых наверное было миллион в его загашнике. Любовь участников «Ассоциации» была вполне заслужена той практической пользой, которую мы стали ей приносить.

Однажды Антон вызвал нас к себе. Отдельного кабинета у него не было, и когда он хотел устроить приём тет – а – тет, то просто поднимал вверх ладонь, если кто-нибудь посторонний пытался подойти к столу накрытому красным кумачом. Этот его знак означал, что его сейчас не нужно беспокоить. Завсегдатаи быстро понимали, когда у Антона идёт приём, по ограниченному числу обычно из двух – трёх человек, сидящих за столом. В обычное время, к столу было просто так не подойти, из-за кучкующихся вокруг него людей.

Антон поставил на стол три гранёных стакана и расплескал в них водки из початой бутылки. Это было стандартное начало серьёзного разговора.