Корабли были большими. Поскольку Мэт не мог видеть внутренние помещения, которые Экипаж называл аттиком, они казались ему еще больше. Они казались вросшими в неуклюжую каменную махину Госпиталя. Большая часть Госпиталя была двухэтажной, и только некоторые башни по высоте достигали середины кораблей Некоторые из них, должно быть, были энергостанциями, а о назначении других он не мог догадаться. Вокруг Госпиталя на пол мили простиралась пустая голая скала, такая же голая, каким было все плато до того времени, когда корабли привезли тщательно отобранные семена деревьев. И лишь полоска леса, которая доходила до самого Госпиталя, нарушала однообразную пустоту этого полумильного круга.
Все остальные деревья были уничтожены. «Почему же, — подумал Мэт, — Специальная полиция оставила именно эту полосу деревьев?»
На какое-то мгновение он почувствовал, что его тело онемело. Но это быстро прошло. А затем его охватила паника. Неужели луч звукового парализатора? В первый раз за время полета он оглянулся. Двадцать или тридцать машин Специальной полиции преследовали его.
Луч снова задел его вскользь. Мэт до отказа задвинул рычаг 1–3. Машина завалилась влево, наклонившись под углом сорок пять градусов или даже больше, прежде чем он начал выравнивать ее. Теперь он со все возрастающей скоростью двигался к внешнему краю плато Альфа.
Он снова почувствовал онемение, но на этот раз оно не прошло. Мэт понял, что если раньше они просто пытались заставить его приземлиться, то теперь они хотели, чтобы он разбился, прежде чем успеет рухнуть в пропасть. У него потемнело в глазах, и он полностью потерял контроль над своим телом. Машина летела, снижаясь, по направлению к земле и к краю пропасти.
Онемение постепенно ослабевало. Он попытался поднять руку, но она лишь конвульсивно дернулась. Затем луч настиг его снова, но с гораздо меньшей интенсивностью. И он знал почему. Он далеко опередил полицию, потому что те не хотели лететь так низко, как он, из страха врезаться в край пропасти. Это была отчаянная игра.
Сквозь пелену в глазах он видел, как темный край скалы надвигался на него. Он пролетел всего в нескольких ярдах над ним. Теперь его тело снова могло двигаться, хотя и рывками. Повернув голову, он увидел, как машины снижаются за ним. Теперь они должны были знать, что упустили его, но они, по крайней мере, хотели увидеть, как он упадет в пропасть.
Как далеко внизу был туман? Он этого не знал. Конечно, несколько миль. А может быть, десятки миль? Они будут парить над ним до тех пор, пока он не исчезнет в тумане. Он не мог вернуться обратно на плато. Они бы парализовали его, подождали немного и вытащили бы то, что осталось от него после катастрофы. Теперь для него был открыт только один путь.
Мэт перевернул машину вверх дном.
Полицейские спускались за ним до тех пор, пока у них не стало закладывать уши. Тогда они зависли над пропастью в ожидании. Прошло несколько минут, прежде чем машина беглеца исчезла из видимости. Она двигалась перевернутой и, удаляясь, превращалась в неясную темную точку, пересекающую тонкую линию тени на границе тумана. Еще раз мелькнула на пределе человеческого зрения и исчезла.
— Ужасный конец, — сказал кто-то. Это прозвучало во всех переговорных устройствах, и никто не возразил.
Полицейские повернули свои машины в сторону Госпиталя, который теперь находился высоко над ними. Они великолепно знали, что их машины не были полностью герметичными. В последние годы некоторые смельчаки опускались на своих машинах в пропасть, чтобы доказать свою храбрость и измерить ту границу, за которой воздух становился ядовитым. Эта граница начиналась намного выше тумана. Некто, по имени Грилли, даже совершил дерзкий трюк, предоставив своей машине падать с выключенными моторами до тех пор, пока ядовитый туман не стал просачиваться в кабину. Он падал около четырех миль, окруженный со всех сторон горячим ядовитым туманом, прежде чем остановился. Ему посчастливилось вернуться обратно, прежде чем он потерял сознание. А Госпиталю даже пришлось заменить ему легкие. На плато Альфа он до сих пор считался настоящим героем.
Но даже Грилли никогда бы не пришло в голову перевернуть свою машину и падать штопором в направлении дна. И никто не сделал бы этого. По крайней мере никто из тех, кто знал хоть что-нибудь об устройстве машины. Она могла развалиться в воздухе. Но Мэту это не пришло в голову. У него не было никаких знаний о летающих машинах. Колонисты знали только то, что было необходимо для их жизни, а знание техники для них считалось роскошью. Им нужны были дешевые дома, плодоносящие фруктовые деревья и ковры, которые не нужно было ткать руками. И им совсем не нужны были электрические посудомойки, холодильники, бритвы и машины. Эта сложная техника производилась сложными машинами, а Экипаж старался не отдавать колонистам никаких машин. То небольшое количество техники, которым они располагали, принадлежало всем колонистам. Самой сложной машиной, которую Мэт видел за всю свою жизнь, был велосипед.