Осколок империи

Стоит начать с того, что из той богомерзкой съемной комнаты в коммуналке я благополучно перебрался в огэпэушное общежитие. Название, конечно, то еще, но по сути все оказалось куда пристойнее. Руководство чекистов было не настолько глупо, чтобы распихивать верных псов советской власти по коммуналкам. Послужившие достаточное время получали отдельные, весьма комфортабельные квартиры. Ну а новичков заселяли в так называемые общежития, представляющие из себя те же квартиры, но похуже. Ну как похуже… Небольшая комната и кухонька на человека. Для семейных порой две комнатки. Жить вполне можно, особенно учитывая то, что раньше у большинства поступивших на службу в ОГПУ и такого быть не могло.

Неплохо была поставлена и боевая подготовка. Справедливо считалось, что каждый чекист должен уметь хорошо стрелять, быстро бегать, да и умение дать кулаком в буржуинский или какой-то другой враждебный глаз тоже лишним не станет. Поэтому тиры, беговые дорожки, спортзалы были не просто всегда к услугам, но и вменялись в прямую обязанность. Это радовало. Радовало меня лично, хотя и не нравилось с точки зрения хорошего физического развития тех, кого я люто ненавидел.

В тире, кстати, приходилось изображать «театр одного актера». Стрелять я умел, причем куда лучше, чем мог бы недавний студент-юрист с минимальной практикой. Вот и приходилось усердно изображать быстрый, но вполне обоснованный упорными тренировками прогресс в нелегком стрелковом деле. Револьвер, пистолет, винтовка… Да побольше, побольше! Подобное рвение искренне радовало учителей, а у некоторых нынешних сослуживцев порой вызывало легкое недоумение. Дескать, к чему так сильно усердствовать? Но объяснить это самое усердие было несложно, изображая из себя «романтика революции». Удобная, кстати, маска, если предварительно хорошенько изучить классиков этой самой идеологии. Не новых, которые в свете последних событий могли стать отщепенцами и новоназначенными предателями, а самых что ни на есть надежных: Маркс, Ленин, ну и нынешнее «светило» в лице Сталина Иосифа Виссарионовича, в «девичестве» Джугашвили.

Но главное – основная моя работа. Первый отдел занимался такой работой, где очень хорошо сочетались физическая и интеллектуальная составляющие. Противостоять иностранным разведкам и наблюдение за их диппредставительствами – то еще занятие. Требуется долго и усиленно думать, кто шпионит, как именно и с помощью каких людей-агентов. Это насчет мозга. Что же до физической стороны… Не стоит думать, что агент иностранной разведки, почуяв опасность, будет только убегать. Может и выстрелить, причем сделать это метко, благо их этому тоже учат.

Честно признаюсь, мне пока в таких вот операциях поучаствовать не довелось. Все дело в сроке пребывания в шкуре сотрудника ОГПУ. Сейчас у нас какое время? Февраль тридцать первого года. А началось мое тут официальное пребывание всего лишь осенью тридцатого. Вот и получается то, что сейчас имеем. Не та ситуация, чтобы бросать в жернова активной работы только-только поступивших на службу чекистов. Немного жаль.

Почему вдруг? О, я ни в коем случае не рвусь делать благо ни ОГПУ, ни СССР. Тут другое, совсем другое. Сейчас я в ОГПУ никто и звать меня никак. Обычный новичок, поступивший по рекомендации, пусть даже и чекиста, имеющего кое-какой вес. Заслуг… не ноль, но близко к этому, ведь добровольная помощь ОГПУ, пусть и активная, не является чем-то особенным. Так что надо проявить себя с лучшей стороны, причем желательно в кратчайшие сроки. Подтвердить, так сказать, репутацию талантливого юнца, которая уже была использована для поступления в организацию. А для этого…

Для этого я и работал. Упорно, со всем возможным старанием, показывая непосредственному начальству, что меня можно и даже нужно загружать работой. Желательно – выходящей за рамки обычной рутины. А ее, рутины то бишь, хватало.

В первом отделе требовалось знание иностранных языков. Естественное требование, откровенно-то говоря! Без их знания сложновато работать против иностранных разведок. Не невозможно, а именно что сложновато. Не станут же оперативные агенты при любом непонятном выражении или попавшем в руки документе бежать к своему начальству или к знакомым сослуживцам с просьбой перевести непонятные письмена заморско-буржуинские. И это лишь те, кто работают «в поле». Про тех же, кто имеет дело с различными документами, и говорить нечего. Немалая их часть отнюдь не на русском написана. Поэтому… положение обязывало.